свои обвинения, – холодно произнёс сенатор Фага. – Только после этого ты сможешь потребовать объяснений.

– Наамар, как ты мог… – Сенатор Уло покачала головой, а затем чуть повысила голос: – Зачем ты раскачиваешь лодку? Ты уже всё решил, да? Ты хочешь войны?

– То, что я делаю, – это самозащита, – отчеканил Наамар. – Я устал повторять, что в противном случае Мэя купит весь север. И, думаю, Феодора, ты это понимаешь – и Уло они тоже купят. – Он перевёл взгляд на Радбуда. – Ты предлагаешь договориться? Мои условия тебе известны. «Северная инициатива».

– Я посмотрел документы, твои предложения абсолютно неприемлемы. Давай искать компромисс.

– Никаких компромиссов. – Наамар бросил быстрый взгляд на Феодору: – Как видишь, я сделал всё, что мог.

– Ты можешь сделать больше.

– Что?

– Сдаться, например. – Сенатор Мэя не позволил Феодоре ответить Наамару. – Тебе хорошо известно, что моя армия обучена не хуже твоей, а вооружена – лучше. Но самое главное – и ты это признаёшь – моя экономика лучше твоей. Я не хочу войны, но я тебя и кровью умою, и задушу.

– Попробуй, – равнодушно отозвался сенатор Фага.

– Это будет несложно.

– Вы совсем сдурели? – всплеснула руками Феодора. – Вы себя слышите? Наамар, ты действительно устроил эти провокации?

– Нападения на фага – результат дискриминационной политики Мэя.

– Да ты послушай, что происходит! – Сенатор Уло бросила ему несколько листов с отпечатанными сообщениями. – Погромы случились во всех крупнейших городах Стремления Мэя. Это правда сделали твои люди?

– Это сделали поганые расисты.

– Я поймаю всех причастных к этим преступлениям, – пообещал Радбуд.

– Но не сможешь доказать, что за ними стою я, – жёстко ответил Наамар. – И тем более не сможешь доказать это моим фага, которые и так-то косо смотрели на проникших в наше Стремление людей.

Радбуд побледнел:

– Если хоть один волос упадёт с голов…

– То что? – издевательски поинтересовался сенатор Фага. – Начнёшь войну?

– Могу и раньше.

– Тогда чего мы ждём?

– Я не хочу воевать, – громко произнесла Феодора. – И вам не советую.

– Можешь остаться в стороне, – пожал плечами Наамар. – Мы выясним отношения без тебя. Просто не вмешивайся.

– Будете воевать на моей земле?

– Ничего личного, просто твоё Стремление оказалось между нами.

Между молотом и наковальней.

– Я атакую того, кто первым пересечёт границу Стремления Уло, – пообещала Феодора.

– И станешь союзником второй стороны.

– Иначе мой народ меня не поймёт, – объяснила сенатор, глядя Наамару в глаза. – Но есть и другой вариант: я не стану защищать Сады, уведу армию к Небу, подожду, когда измотанный победитель добьёт побеждённого и оторву ему голову.

– Сильная заявка, – оценил сенатор Фага.

– Вы оба меня достали.

– Не противься естественному ходу вещей, – вздохнул Наамар. – Рано или поздно на Траймонго должно будет сформироваться единое государство.

– Естественный ход вещей – это пять Стремлений, которые живут, как пальцы одной большой руки, – убеждённо сказала Феодора.

– Так и останется, – пообещал Наамар, поднимаясь, чтобы уйти. – Просто у руки появится голова.

* * *

«Ты возвращаешься не с рыбой, а с нами, – сказал Помпилио капитану шхуны. – И должен сразу это показать. Только в этом случае ни к нам, ни к тебе не возникнет дополнительных вопросов. Сначала возникнут – у дураков-патрульных, но потом их начальник всё поймёт и не выдвинет против тебя обвинений».

Поэтому они направили судно не к привычному месту, а к самому шумному причалу, где была наибольшая вероятность встретить серифов. И поэтому все аборигены – по приказу дер Даген Тура – собрались на баке. Оспаривать решение Помпилио рыбаки не стали, по опыту знали, чем чревато, и это обстоятельство позволило Бабарскому спокойно подготовиться к высадке. ИХ с сожалением оставил на борту цапу – в ней было жарко, и она резко отличалась от одежды аборигенов, поморщившись, накинул на себя прихваченную у рыбаков куртку – лёгкую и вонючую, как рынок, и, едва шхуна подошла к причалу, ловко спрыгнул на него. Пару мгновений изображал рыбака, готовящегося принять швартовы, а когда понял, что окружающие не обращают на него внимания – умело растворился в толпе.

Пообщавшись с аборигенами, Бабарский понял, что на большие подъёмники, доставляющие людей и грузы в Сады, его без документов не пустят, и потому прихватил не только одежду, но и подходящий паспорт. К счастью, на Траймонго ещё не додумались использовать в документах фотографии, ограничивались описанием владельца, а один из рыбаков оказался невысоким и темноволосым. Что же до различий – их можно было списать на прошедшие со времени получения паспорта годы. Действовал ИХ быстро и шаги свои продумал досконально: по дороге к подъёмнику он не торгуясь купил крупную рыбину – мелочь на первые расходы тоже позаимствовал у рыбаков, логично рассудив, что золотая монета и обещанная дер Даген Туром награда с лихвой покроют этот небольшой кредит, и в тот момент, когда патрульные серифы подошли к шхуне, Бабарский ступил на подъёмник и показал контролёру паспорт.

Такой же вонючий, как и всё в рыболовецком порту.

– Наверх? – осведомился контролёр, едва взглянув на документ.

– Да.

– Не всё продал? – кивок на рыбину.

– Решил побаловать свою старуху.

– Чтобы она побаловала тебя?

– Хороший размен. И не очень дорогой.

– Согласен.

В результате в тот момент, когда на причале – и по всему рынку – началась суматоха с поиском третьего пришельца, ИХ уже оглядывал лежащий над Морем город. Аккуратный, чистенький, выстроенный из белого камня. Симпатичный южный город, нежащийся под тёплым солнцем, но, на вкус суперкарго, ничем не примечательный.

Подбираясь к Морю, чтобы превратиться в водопад, Стремление сильно расширялось, поэтому Абергульф располагался только на правом берегу, а ближайшие мосты на левый находились примерно в трёх километрах от водопада и были перекинуты через плотно застроенный остров. От подъёмника вела большая улица, но прежде, чем отправиться по ней, ИХ, не удержавшись, прошёл к водопаду, ширина которого, по оценке снизу, не превышала двух сотен метров, и увидел разгадку: в этом месте скалистый край плато представлял собой естественную плотину, пробить которую Стремление ухитрилось в одном-единственном месте. Полюбовавшись водопадом сверху, ИХ вернулся на широкую улицу, но прошёл по ней недолго, свернул в первый же переулок и ещё через сотню метров оказался на большой, сначала показавшейся огромной, площади, полностью занятой другим рынком, не таким вонючим, как нижний, несмотря на то что на изрядной его части тоже торговали рыбой – и морской и речной. А ещё – фруктами, овощами, мясом, хлебом, одеждой, мелким инструментом… другими словами – всем, что могли предложить рыбаки, ремесленники и фермеры. Большой рынок был идеальным местом для лёгкого перекуса – Бабарский не чувствовал голода, но знал, что на всякий