— Ждите моего знака.

Ухватив муллу за шиворот и подталкивая его коленом в зад, сотник принудил его идти к площади. Толмач робко семенил за сотником и муллой, шепча беспрестанно:

— О! Аллах!

Поступок сотника был очень рискован, но вполне оправдан: требовалось во что бы то ни стало выиграть время. Даже ценой своей жизни. Ради сохранения жизни сотням боевых товарищей.

В мановение ока насупилась ликующая площадь, увидя своего муллу, подневольно, за шиворот выпихнутого из узкого переулка. Он что-то хотел крикнуть, но получил удар по загривку и сник. Заговорил громко русский ратник (это моментально поняли мятежники), а толмач столь же громко начал переводить его слова.

— Вашего войска нет! Частью посечено, частью пленено. Целый полк русского государя совсем скоро будет здесь. Ворота мы взяли. Они отворены. Сопротивление бесполезно. Предлагаю сдаться. Даю слово, всем будет сохранена жизнь.

Площадь угрожающе зашипела и, уплотнившись, начала надвигаться на сотника — он выхватил засапожный нож и приставил его к кадыку муллы, однако тот не сник ещё больше, как можно было ожидать, а встрепенувшись, прокричал:

— Именем Аллаха, спешите к оружию! Надевайте доспехи. Смерть гяурам!

Подействовало. Мятежники устремились было в узкие проулки к своим мазанкам, но поздно: их встречали русские ратники, успевшие окружить площадь. Твёрдо ступая, они оттеснили мятежников на площадь и сбили их в тесную кучу. Только тогда на площадь вышел сам князь Андрей Курбский.

— Молодец! — похвалил он сотника. — Водить тебе отныне тысячу. А муллу отпусти. Безвреден он теперь. Его вопли, обращённые к Аллаху, ничего не изменят.

Князь подошёл ближе к донельзя стиснутой толпе мятежников и долго вглядывался в их лица, стараясь угадать мысли, настроение этих людей, понять, смогут ли они в конце концов осознать, что самый худой мир лучше самой успешной войны. Неведомо, удовлетворил ли князь своё любопытство, всё ещё осматривая толпу, он заговорил, чеканя слова:

— Сейчас мы изымем всё ваше оружие, после чего вы своими руками сравняете с землёй крепость, вами построенную. Когда управитесь с этим и присягнёте государю Российскому Ивану Васильевичу на Коране, сможете вернуться к своим семьям. Упрямцев окуём и — в Москву. Вершить суд станет сам царь. Суд праведный. Суд суровый.

Через неделю, когда разрушение крепости закончилось, все до одного мятежника поклялись быть верными присяжниками царя Российского.

Можно вздохнуть с облегчением? Можно бы, но не нужно. Ещё преждевременно. Впрочем, расслабиться не дал новый очаг мятежа, во главе которого встал сотник Бердей из луговой черемисы. На его зов откликнулись ногайцы, калмыки и башкирцы — изрядное получилось войско. И вообще, Луговая и Арская земли не дышали покоем. Вести, доходившие от Даниила Адашева с Камы, хотя и добрые, но не успокаивали полностью. Учитывая сложившуюся ситуацию, князь Андрей Курбский послал к Ивану Грозному гонца с докладом и просьбой не уводить из Татарстана полки, усмиряющие мятежников, до полного успокоения края. По мнению Курбского, на это требовалось не менее года. В ожидании ответа главный воевода готовил полк Микулинского к походу до Башкирских пределов; князя Ивана Шереметев — на Бердея; сам же намеревался идти по Вятке до самого Уржума, где, как стало известно, тоже волнуется народ против Москвы.

Разрешение было получено без проволочек, и вот пустились в путь — вновь по льду, пока ещё крепкому. До самого Уржума. Если основной колонне со всем обозом и огневым нарядом передвижение давалось сравнительно легко, если передовые дозоры лазутили без труда, то боковым приходилось очень трудно: снег уже начал набухать, особенно на солнцепёке, став ещё более тяжёлым, а за ночь, прихваченный морозцем, он покрывался ледяной корочкой, кровявшей бабки коням; из-за этого всё громче и настойчивей раздавались голоса тех, кто был против боковых дозоров. Они выдвигали свой казавшийся им убедительным аргумент:

— Какие засады в таком лесу? Снег, что каша недоваренная.

Курбский же стоял на своём. С одним соглашался — коней нужно беречь.

— Пусть дозоры встанут на лыжи. Но бдить и бдить! Мы же не к тёще на блины направляемся, — повторил он слова князя Ивана Шереметева.

Твёрдость эта оказалась не зряшной. У Вятских полян — засада. У Малмыжа — ещё одна. Даже больше первой. Своевременно обнаруженные, они были сравнительно легко ликвидированы, что отбило у вятичей охоту сопротивляться. Уржум встретил полк князя Андрея Курбского с хлебом-солью.

Присягнули царю Ивану Грозному без принуждения, а по поводу засад утверждали, что это, мол, самовольство безмерно ретивых, без воли народной взявших оружие.

Андрей Курбский сделал вид, будто поверил сказке, велел отпустить всех пленников на поруки, удержав только десятка три их начальников.

До самой макушки лета сотни детей боярских и стрельцов оставались в Вятской земле, хлебосольно мирившейся с этим. Курбский же, ратуя за дело, писал митрополиту, просил уделить больше внимания укреплению православия в крае; умелыми проповедями вести заблудших в светлый духовный мир. Митрополит откликнулся сразу же, правда, не проповедников умных прислал, а нескольких настоятелей монастырей с кучками монахов и просьбой помочь им обзавестись землёй и поставить на Богом данной земле крепкие монастыри.

И помыслить даже Андрей Курбский не мог, что митрополит прислал монахов без согласия на то Ивана Грозного, что в будущем вменится князю в вину и будет расценено как крамольные действия.

Но в данное время Курбский придумал свою хитрость: решил строить монастыри так, чтобы они стали одновременно и крепостями, способными выдерживать многомесячные осады. Для этого опытных ратников выделил, и местной власти определил урок, вроде бы плату за вынужденный поход к ним.

К осени князю Курбскому пришлось покинуть Вятскую землю, где, по всему видно, нужда в ратной силе отпала. Тем временем земля Арская, присягнувшая прежде вроде бы охотно, вновь изменила. Возглавили мятежников князь Ямчура, прозванный Измаилтяниным, и богатырь черемисский Алека. Властям Уржума Курбский не стал сообщать о том, что ему необходимо спешить на помощь князю Ивану Шереметеву, обосновал свой уход так:

— Верю в вашу честность, в ваше искреннее желание благоденствовать в единой семье российской, поэтому увожу полк свой. Пора с вас снять бремя кормления ратников, да и им самим пора по домам.

Знали ли вятичи об измене Арска? Вряд ли. Они ещё раз заверили клятвенно, что их дом, их семья — Россия, ибо сами они испокон века русские.

Путь полка лежал не на отдых, а к Арску. Спешный. Шёл полк, сметая засады, беря в плен бунтарей, без особого разбирательства казня князей, мурз, всех иных знатных татар. Летопись оставила такие данные: преданы смерти 1600 человек, убито в боях 10 000 неприятелей, взято в плен 600 татар, а жён и детей — 15 000. Данные эти с учётом последнего боя под стенами Арска.

Взять его штурмом полку князя Ивана Шереметева не удалось, потому он и запросил помощи. Однако Курбский не привёл свой полк в стан осаждавших Арск, а разбил свой стан вёрстах в трёх от столицы Арской земли и позвал к себе на совет князя Шереметева.