Но вот на что следует обратить особое внимание и что, на мой взгляд, представляет особый интерес в хазарском письме, так это приведенные в нем сведения о явных колебаниях в русско-византийских и русско-хазарских отношениях при Олеге и Игоре. Хотя обстоятельства, приведшие к заключению русско-хазарского союза накануне войны Игоря с греками изложены автором письма крайне тенденциозно и вряд ли соответствуют действительности, сам факт союза, кажется, не должен вызывать сомнений. Во всяком случае, о том, что в 40-е годы X века Русь и Хазария находились в союзнических (или по крайней мере не во враждебных) отношениях, свидетельствуют как обстоятельства возвращения Игоря на Русь в 941 году через хазарские владения (об этом речь впереди), так и показания некоторых мусульманских источников о военных действиях руссов в Закавказье уже после завершения русско-византийской войны.

Поход на Царьград в 941 году — самое крупное военное предприятие Игоря. О нем подробно рассказывают различные источники — как русские, так и иностранные. Однако причины войны не вполне ясны.

Обычно считается, что к 941 году истек срок действия прежнего русско-византийского мирного договора, заключенного князем Олегом в 911 году. И в самом деле, срок действия подобных договоров, заключаемых властями Империи, традиционно ограничивался тридцатью годами. Возможно также, что смена князей в Киеве (которую мы предположительно датировали 30-ми годами X века) позволила византийцам отказаться от некоторых статей прежнего договора, в частности от выплаты оговоренных ежегодных сумм — своеобразных «даров», которые власти Империи традиционно платили соседям, дабы предотвратить их набеги на свою территорию. Эти «дары» обходились казне дешевле, нежели войны с «варварами». Однако в представлении большинства соседних с Византией «варварских» племен (в том числе и Руси) эти «дары» воспринимались как «дань», получаемая с Империи. Отказ от выплаты «дани» неизбежно расценивался как повод для начала войны[41].

Впрочем, наши рассуждения на этот счет могут носить лишь предположительный характер. Известно, что сами греки впоследствии обвиняли Игоря в том, что, напав на них, он «презрел клятвенный договор», — а значит, последний, по их разумению, к тому времени сохранял силу. Возможно, русский князь и его ближайшее окружение действовали, что называется, на опережение, стремились к тому, чтобы добиться еще более выгодных для себя условий. Но нельзя исключать и того, что ими двигала прежде всего жажда добычи, желание поживиться сказочными богатствами Царствующего града, о которых в Клеве знали не понаслышке. Не будем забывать, что война в те времена зачастую велась ради самой войны — добыча, захваченная в ходе военных действий, служила одним из главных (а иногда и единственным) источником обогащения князя и дружины, условием нормального функционирования княжеской власти. Но при этом та же война отвечала коренным интересам формирующегося Русского государства, стремившегося утвердиться на цивилизационных путях, связывающих его с главными центрами тогдашнего мира, закрепиться на южном отрезке торгового пути «из Варяг в Греки». Добиться этого без военного нажима на Империю было невозможно. Не случайно в русско-византийском договоре, заключенном после завершения второй русско-византийской войны, тема русского присутствия в Северном Причерноморье станет одной из главных.

Не исключено также, что Игорь попытался разыграть и «хазарскую карту», использовать застарелый конфликт между Византийской империей и Хазарским каганатом, сознательно выводя Русь из числа союзников Византии. Византийско-хазарские отношения к началу 940-х годов чрезвычайно обострились. Этому способствовал целый рад обстоятельств — и столкновение обоих государств в Крыму, и временный переход Алании в число союзников Каганата (около 932 года), и гонения на евреев, предпринятые императором Романом I Лакапином, и ответные шаги иудейских правителей Каганата, изгнавших христиан из хазарских владений и союзной им Алании. Поражение византийцев от венгров и печенегов весной 934 года также могло быть расценено в Хазарии как возможность взять реванш за прошлые неудачи, изменить ход византийско-хазарского противостояния. Очевидно, власти Каганата поддержали русского князя в предпринятом им походе на столицу Империи. Более того, не исключено, что военные действия хазарского полководца Песаха против крымских владений Византии и поход Игоря на Константинополь были согласованы по времени и — вопреки тому, что пишет автор хазарского письма, — представляли собой две фазы единой военной кампании[42].

Подготовка Игоря к войне, по-видимому, заняла весь 940-й и первые месяцы 941 года. В мае, с открытием судоходства по Днепру, русская флотилия выступила в поход. По свидетельству византийских источников (повторенному затем и русским летописцем), Игорь вел к Константинополю 10 тысяч «скедий», то есть ладей[43]. Однако эти сведения представляются явно завышенными. По-видимому, ближе к истине другой хронист — итальянский (лангобардский) писатель и дипломат Лиутпранд, епископ Кремонский, по словам которого, флот «короля руссов» Игоря насчитывал более тысячи судов. Но и названная им цифра выглядит весьма внушительной. Если считать, что на каждой ладье руссов находилось до сорока воинов (а именно столько их было во время предыдущего похода на Царьград князя Олега), то получается, что в поход выступило не менее сорока тысяч человек!