Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если у меня под носом взрывают бизнес моей жены, что это говорит обо мне? Вопрос риторический. Подумай.
— Ладно-ладно, не заводись. Не перед кем. — Опускает взгляд на монитор телефона: — Эта информация будет дорого стоить.
— Сколько?
Рамазан не пряча улыбки поворачивает другу экран с четырехзначной цифрой.
— Кто? — тот же ровный тон, а внутри все бурлит от издевки Рамазана. Точно знает, парень тянет кота за яйца и смакует так же, как ту сигарету.
— Это в евро, если что?
— Кто, мать твою???
— Адольфо Гроссо. Не своими руками, разумеется.
***
Дом встретил его привычной пустотой. Вокруг было темно, а тишину ничего не нарушало. Думал она спит. Ошибся.
Сандра нашёл в гостиной. Девушка сидела в кресле вдвое больше ее. На ногах небрежно накинут плед. В руках бокал крепкого, а взгляд устремлён «в никуда».
Прежде он не видел ее в таком состоянии. Даже, казалось, когда он надламывал ее, она все рано искрилась как высоковольтный, оголенный провод.
Мужнина замер на пороге так и не решаясь войти. Наблюдал.
Такая незащищенная... разбирая. Жалкая.
Сломалась?
Подходит к ней и останавливается напротив. Руки в карманах. Поза — расслабленная.
Ну же девочка, прийди в себя!
— Я могу тебе помочь. — Слетает первее чем мужчина успевает подумать.
За что ему был сослан этот демон? Или он сдох тогда, в поножовщине, в тюрьме? А сейчас в аду.
— Чем? — поднимает равнодушный взгляд. Глаза красные, опухшие от слез.
— Я могу убить.
Глава 15
Сандра
Он ушёл. Оставил меня наедине с громкими словами и просто ушёл.
Я могу убить. Я могу убить. Я могу убить.
Тихие шаги растворились, оставляя на растерзание тяжелым мыслям.
Зачем он это сказал? Будто не понимает, что я в таком подавленном состоянии что не откажусь.
Я догадываюсь кто мог это сделать. Точнее знаю. Этот ублюдок откровенно угрожал мне. Я не могу понять и принять другого: как такое может произойти в цивилизованном мире? Как человек, может быть способен на такую жестокость?
Пострадал невинный.
Невинный, совершенно не причастный к этому всему, человек. Просто водитель. Чей-то сын.. чей-то муж.. чей-то отец.
Неужели взрослая жизнь выглядит именно так?
Со дня смерти отца прошёл только месяц, а я успела влипнуть в такие неприятности. Именно от них он ограждал меня, подолгу скрываясь за массивными дверьми своего кабинета? От них он защищал меня оберегая любовью, вместо того, чтобы приоткрыть завесу в чудовищный мир?
Если бы я знала, насколько жестокими могут быть люди ради личной выгоды, возможно, я бы сейчас не была раздавлена?
Я думала, что готова ко всему, что мои амбиции и желания — самый крепкий и надежный фундамент.
А не самом деле, я оказалось маленькой, избалованной девочкой не готовой к реальной жизни. Розовые очки треснули стёклами во внутрь больно впиваясь мелкими осколками в глаза окрашивая радужку в кровавый цвет.
«Я могу убить» — набатом бьет в голове и похоже, я снова не на том концентрируюсь.
Я хотела самостоятельности? Хотела доказать, что я сильная и независимая? И где оказалась в итоге?
Мягкий плед соскальзывает с ног, а рука под тяжестью стакана опускается вниз, звонко ударяясь о стекло столика.
Поднимаюсь, еле удерживая равновесие. Сколько я выпила?
Слабачка!
Иду в ту сторону, где слышится звук гитары. Тихие перевод. Это успокаивает. Она манит своим струнным звучанием. Как крошечный ориентир. Или наоборот, ловушка для заблудшей души?
Не важно..
Все равно, я словно бабочка, прилетела на этот «ослепительный огонек» и вторглась в личное пространство цокольного этажа, больше напоминающее гараж.
Черт возьми, здесь даже есть байк! Сколько я выпила? Пусть это будет сон.
Пальца на струнах замирают и Кемаль одаривает меня пристальным взглядом, прожигая каждый миллиметр, останавливается на босых ногах.
Даю вдоволь насладится своим жалким видом и подхожу к нему. Забираю из рук гитару, кладу на холодный пол.
Залажу на колени, отталкивая его на спинку дивана.
Чужие ладони обхватывают мои ягодицы, больно сжимая, а взгляд попрежнему умиротворенный. Заразительный. Он заражает своим спокойствием.
Провожу по крепким плечам. Спускаюсь к плавно взымающейся груди. Ниже.. цепляю край чёрной футболки и тяну верх. После, стягиваю с себя шелковый топ оголяя грудь.
Ложусь на него, чувствуя жар тела, и запах. Он стал родным.
— Убей.. — обжигаю горячим шепотом его губы.
Молчит. Тянет. Обдумывает. Затем, его губы растягиваются в улыбке:
— Как сегодня сказал мой друг: Это тебе дорого обойдётся.
Нахал!
— Сколько?
Взгляд соскальзывает к шее, ласкает ключицы и жадно впивается в грудь. Пальцы касаются затвердевших сосков, мягко растирая их.
С моих губ срывает стон, а ногти впиваются в разрисованные руки.
— Всего лишь твоё подчинение.
Всего лишь подчинение..
Почему он не попросил миллион евро?
Открываю глаза, чтобы убедится что не ослышалась.
Я не ослышалась. Взгляд прямой. Уверенный. Его даже не смущает моя нагота. Пальцы все также впиваются в ребра очерчивая полукруг груди.
— Подчинение? — повторяю его слова. — В чем оно заключается? В извращенном сексе?
Кемаль толкает меня на себя, укладывая, пробираясь руками под пижамные шорты. Замер.
— И в нем тоже. — Крепко сжимает ягодицы и опрокидывает меня на спину. Стягивает шорты и не отрывая взгляда наклоняется вниз. Зубами цепляет кружево трусиков и тянет по бёдрам.
Судорожно выдыхаю, когда щетина проходится по внутренней части бёдра. Руки ложатся на его плечи, неосознанно останавливая.. или наоборот?
— Затем ты выполнишь небольшую просьбу. — Губы касаются калена, а руки сминают грудь.
Боже.. . Не останавливайся.. . Делай что хочешь, проси что хочешь.
Горячее дыхание обжигает живот, выше, губы прикусывают сосок. Ему этого мало и он кусает его зубами, запуская под кожу острое наслаждение. Оно разливается внизу живота.
— Мы организуем званый ужин..
Хватаю его за шею и тяну на себя.
Замолчи уже. Поцелуй меня.
Кусаю его губы и получаю такую же звериную отдачу. Я — его, а он мой. И это уже не изменится. По крайней мере, когда мы вдвоём.
— Ты пригласишь свою сестру, — разрывает поцелуй и смотрит в глаза ожидая реакции. — Ее мужа. Если хочешь, их друзей.
Непонимающе смотрю на него. Может быть это в моей голове говорит тот виски?
— Ты меня используешь? — моя хватка ослабевает и руки сползают с его шеи.
—