дело комментировать произведения того или иного автора. Да и беспристрастный читатель сам разберется: или полистает странички и положит книжку на дальнюю полку, или просидит до утра, не смея оторваться от чтения.

«Ласточкины гнезда» — очередная книга Евгения Молостова, как и предыдущие шесть, о том, как говорит сам автор, что «прошло через его жизнь и душу. Хочется добавить: прошло или пока не прошло через нашу жизнь и душу — отсюда и очарование книги, которую еще перечитаешь не раз.

Работать с Евгением Павловичем, а еще больше общаться (при встречах, читая его книги) — всегда истинная радость. Это легкий по натуре и на подъем человек, вечно спешащий что-то увидеть, с кем-то встретиться. Кажется иногда по-юношески немного наивным… Но в этом как раз и прелесть. Увидеть, услышать то, что для других без цвета и звука, серо и обыденно. Сюжеты его зарисовок вроде незамысловаты, но как точно, зримо переданы на бумаге.

Евгений Павлович не перестает удивлять своим живительным творчеством, потому что не перестает удивляться сам всему, что вокруг него. А значит, будут новые находки, новые открытия, новые книги.

Николай Румянцев, член Союза журналистов России

Птицы моего детства

Ласточкины гнезда

В мое давнее детство ласточки лепили гнезда и в мезонинах домов, и во дворах наверху под стропилами. А по голым крутым берегам речки Рахмы, что течет из города по Афонинскому лугу, гнездились в земляных норах. Мы, ребятишки, тогда пытались достать детенышей ласточек из этих дыр, чтобы посмотреть на них, но попытки были безуспешными: проход до гнезда был узким и длинным. Редкая пара ласточек сделает свое гнездо несовершенным и в неудобном месте. Птицы умные, трудолюбивые и оптимистичные. Их жизнерадостность передается и человеку.

Мы тогда не различали ласточек: касатка ли она, береговушка ли. Для нас они были все одинаковые. Но стрижей отделяли. Это хищные птицы. Я видел, как они в скворечницах разоряли воробьиные гнезда.

Сейчас в нашей деревне ласточек стало меньше. А по берегам речки Рахмы их вообще не видно. Раньше там находился конный двор. Теперь его не стало. Не стало и мошкары, и прочих насекомых, которыми питаются ласточки.

Я теперь живу в поселке Селекционная станция, здесь ласточек тоже очень мало. Но пару лет назад, в начале сентября, я ходил по перелеску невдалеке от железнодорожной станции «Ройка». Искал грибы. Рядом с одним из зданий очистных сооружений услышал радостный лепет. Подошел поближе: через фрамугу туда влетали ласточки.

Увидев работника этого предприятия, я спросил: «Разве ласточки не улетели? Потому что я читал в какой-то газете, ласточки уже покинули наши края!?» Он ответил: «А у нас, похоже, и не собираются еще улетать!»

Первое, куда я ступил, было рабочее помещение. Внизу работал насос, шума которого ласточки не боялись. Когда я заглянул на потолок, то увидел в разных углах два ласточкиных гнезда. Рабочий мне сказал: «Первое — родительское. Из него вышло пять птенцов, которые слепили вот это второе гнездо. И потом тоже вывели своих птенцов».

В минуту нашего разговора подросший малыш, устав летать, присел на кирпичный выступ. Но родители не дали ему отдохнуть: в полете спихнули с выступа и тут же начали показывать виртуозные пируэты.

Я порадовался за птиц своего детства. И с того дня стал пристально вести наблюдения за пернатыми на станции, надеясь, что они станут первыми ласточками новой колонии.

К середине сентября погода испортилась. Дождь сыпал, как из сита. Ласточки пропадали по двое, а то и по трое суток, затем возвращались опять в свои гнезда. Перед отлетом, несмотря на плохую погоду, родители упорно продолжали учить своих птенцов летать. Птицы, наверное, ждали «летной» погоды, но так и не дождались. Улетели на юг в конце сентября. Порознь. И в разное время.

Дежурные станции закрыли фрамугу только через неделю, досконально убедившись, что гости уже не вернутся.

Мы очень беспокоились, прилетят ли ласточки весной. К нашей радости, они прилетели. Налепили еще гнезд. В конце августа, когда они вновь улетели на юг, я посчитал — их стало семь.

В нынешнем году я зашел к старым знакомым в июле. В рабочем зале стояла тишина. Дежуривший рабочий сказал: «Первый выводок уже «выписался». Гнездуется рядышком. Родители высиживают второй».

В этот раз гнезд уже тринадцать. Ласточкам здесь понравилось.

30 июля 2000 год

Теперь ласточек становится все меньше. И все реже слышим

над полями пение жаворонков, перекличку перепелов, дергачей.

А при вспашке полей за трактором вместо грачей

устремляются чайки. Май 2020

Запасливая сорока

В начале ноября в наших краях выпал первый снежок на сырую землю. За окном появились синицы, как бы заявляя о том, что скоро начнутся холода. Они очень подолгу с любопытством заглядывали в окна и этим поторопили меня прибить за окном кормушку.

К моему удивлению, когда я в нее насыпал хлебных крошек, и синицы, и воробьи не очень-то охотно клевали. А это означало, что кроме кормушки, птицы находили для себя корм в других местах. Через неделю выпал большой снег. Тут налетели и синицы, и воробьи. За окном послышался гвалт и писк. Синички обычно уступают воробьям. Отлетят в сторонку и наблюдают, ждут своей очереди. Но это пока они не голодны. Голод заставляет и их отстаивать свои права.

Нынче я видел, как на кормушку прилетел поползень. Разогнал и робких синиц, и драчливых воробьев, крыльями загородил все хлебные крошки, дескать, это все мое, а сам к ним не притрагивается. Меня это озадачило. Я часто вижу, как он обследует деревья. Значит, думаю, питается разными букашками, насекомыми. И я ему отдельно подвесил кусочек мяса. Смотрю, клюнул его и больше не стал. В другой раз прилетел. Опять крылья растопырил. Стал набирать в клюв хлебных крошек.

Под моими окнами березовые посадки. И мне было видно, как он рассовывал их в разные щелки коры деревьев. Таскал долго и на различные расстояния. Прекрасно понимая, что голод не тетка, на черный день все сгодится.

Хочу привести давний пример с сорокой. Там, где я работаю, зимней порой тоже приходится подкармливать птиц. Однажды недалеко от входной двери здания я раскрошил черствую хлебную горбушку. Налетели воробьи, синицы. И сорока тут как тут. Эта вся мелкота от нее, естественно, разлетелась врассыпную. А она, как настоящая воровка, с жадностью набирала в клюв хлебных крошек. Да выбирала те, что покрупнее, и улетала. И