так несколько раз. Мне показалось подозрительным: не может же она так быстро съедать свою пищу.

Подсмотрел. Она долетала до местечка, расположенного сбоку здания. Как мне показалось тогда, проглатывала то, что было в клюве зажато, и начинала чистить свой клюв о снег. Поразился я тогда ее аппетиту.

Через месяц-другой чисто случайно увидел сороку на том же самом месте. В этот раз она, плутовски озираясь по сторонам, свою голову совала глубоко в снег. Неужели, подумалось мне, она тогда прятала хлеб, а теперь его достает? Ведь за это время не один раз ложился снег, дули вьюжные ветры. Стало кругом голо. Никаких примет. Кочки и те заровняло. Единственный признак — рядом стояла одинокая ветка полыни.

Накинув на себя пальто и обувшись в валенки, я выскочил на улицу и полез в сугроб. Хотелось убедиться в хитрости птицы. Завидев меня, сорока что-то по-своему громко проверещала и скрылась. Снегу было много. Добравшись до примеченного места, я увидел глубокую ямку, а в ней — облепленные снегом хлебные крошки. Значит, она тогда не клюв о снег чистила, а таким образом свой запас зарывала.

Зима 1998 г.

Воробей

В моей старой скворечнице на садовом участке нынешней весной опять поселились воробьи. Недавно все хлопотали вместе. И самка и самец. Из скворечницы выкидывали разный хлам, а в нее затаскивали новый материал: сухие стебельки травы, различные ворсинки и пушинки. Сейчас, к середине мая, самки не видать. Высиживает яйца. А самец, сидя на крыше скворечницы, переживает за нее, заодно хвастливо рассказывает всем, что он ведет свое домашнее хозяйство лучше всех. Например, скворечница хоть и старая, и в ней не совсем просторно и уютно, как в новой, зато само гнездо почти из одного пуха. И насчет корма у него тоже всегда полный порядок. И как бы другим в доказательство он принимает деловитый вид и летящую мошку ловит налету.

Серая ворона, сидящая неподалеку, не раз уже слышала бахвальства воробья. Ее всякий раз нервировало это, но она все сдерживала себя, прекрасно зная, как суровой и метельной зимой воробей, нахохлившись, прячется под застрехой и пищит: «Чуть жив… чуть жив…». Теперь, когда пригревает солнце и зазеленело вокруг, он громко, на весь свет бахвалится: «Семь жен прокормлю…!» На этот раз ворона не выдержала и закричала: «Ка-а-к!.. ка-а-к!» — «А вот так..! а вот так..!» — дразня ворону и, как бы поддерживая воробья, затараторила вездесущая сорока. К ней присоединилась любопытная синица, она изо всех своих сил пропищала: «Еще бы..! еще бы..! Каждый день…! не спит..!» У пруда, невдалеке от зеленого луга, услышав птичий базар, просвистел кулик. Жаворонок, наблюдавший всю эту картину, прыснул со смеху и взмыл высоко в небо.

Но воробья не смутишь. Он уверен в себе. И говорит всем то, что есть на самом деле.

Сейчас его больше всего волнует подруга. Поэтому он далеко от скворечницы не улетает. Изредка заглядывает в нее. Немного посуетится и вновь начинает беспокойно твердить: Чай ведь… чай ведь…» Переполненный нескрываемой радостью и надеждой, он спит и видит, как они со своей желанной подругой скоро будут таскать корм для своих птенцов. И ждет — не дождется.

Июнь 1992 г.

Ястреб и голубь

Это произошло в один сентябрьский полдень, в начале бабьего лета. Когда серые неровные тучи, гонимые незатихающим ветром. пролились, наконец, нудными, коробящими душу дождями и высветили до прозрачной синевы высокое небо.

Я шел посадками вдоль края убранного поля, среди нарядных берез и пожелтевших тополей. Теплый ветерок играл опадающей листвою. В пожухлой густой траве наводили своеобразный шорох различные насекомые. Неугомонно стрекотали кузнечики.

В стороне, на скошенной ниве и первой опавшей листве, валялись перья какой-то растерзанной птицы. Через несколько шагов подобное я заметил в кустах акации. И почти в этот же миг услышал шумное хлопанье крыльев. Это с ближайшей скирды соломы панически взлетела стая голубей. За ними вдогонку стрелой гнался ястреб. Он уже выбрал себе жертву, которая отделилась от стаи, и начал преследовать ее. Я затаил дыхание, потому что расстояние между жертвой и ее преследователем катастрофически сокращалось. Подумалось, что голубь не выдержит такого испытания. Но… не тут-то было. Инстинкт самосохранения еще крепкой птицы сыграл свою роль. Голубь со стремительной изворотливостью начал как бы метаться: то вниз, то вверх, то в одну, то в другую сторону. Разбойнику это явно не понравилось, и он, прекратив преследование, взмыл на своих могучих крыльях высоко в небо. И плавно полетел в сторону хвойного леса.

Кукушка в снежном лесу

Как-то весной дочь моя, тогда еще подросток, доняла меня и упросила, чтобы мы с ней сходили в наш лес и там набрали березового сока.

Весна тогда выдалась ранняя. Снег уже почти весь растаял. Вовсю серебрились барашки верб, кое-где зазеленела даже трава и раскрылись цветы мать-и-мачехи. Я пообещал дочери, что в следующую субботу, как раз перед Пасхой, мы обязательно выберемся в лес.

Пасха в том году была двенадцатого апреля. Почему мне запомнилось это число? Потому что в ночь на одиннадцатое выпал снег высотой в треть аршина. Какой тут сок, когда столько снегу? Но дочь всячески настаивала на своем. К обеду вновь на улице показалось солнце и температура воздуха по-прежнему стояла плюсовая. Ну, будь что будет. Пошли. Соку, правда, всего с половину литровой банки успели набрать. Медленно тек. Да и солнце уже начинало спускаться к горизонту. Зато при выходе из леса увидели, как на молодом дубке, с которого сухой лист падает только весной, притаились на ночлег десятка два свиристелей, плотно прижавшись к веткам. Они слились с прошлогодней сухой листвой дубочка. И их было почти незаметно.

А вот что для нас тогда стало вторым удивительным явлением. Мы привыкли слышать кукушку, когда в лесу из-под земли уже пробилась новая зелень. А в тот день кругом лежал белый пушистый снег, но уже слышался ее сиротливый голос: «Ку-ку!»

1999 год

Пасха

Пасху 12-го апреля 1999 года нам с женой очень хотелось встретить солнечной. Давно не видели игру солнца. Хотя это казалось маловероятным, поскольку накануне Пасхи дни стояли пасмурные. Но что удивительно, наше желание сбылось. Рано утром на синем полотне неба разгорелись разноцветные полоски зари: самая верхняя была голубая, ниже салатовая, затем кремовая, а над самым горизонтом розовая. Через какое-то время все эти красочные ленты померкли, нам показалось даже, что на мгновение замерли голоса певчих птиц, недавно