опасную болезнь. На суше она бы обернулась обычной простудой – той, что незаметно появляется каждый год и так же бесследно исчезает. Но в духоте под палубой эта болезнь превратилась в нечто гораздо более зловещее.

Начиналось все так же, как и на земле, – с кашля и насморка. Но если эти симптомы не проходили за день, у людей начинался жар. Вскоре не только корабль изнывал от невыносимой жары, но и члены экипажа. Их тела раскалялись все сильнее. Они потели, кричали и стенали во сне. Большинство переживали первую ночь, но если их тела не охлаждались, то у них просто не хватало сил пережить вторую.

Вместе с болезнью среди команды расползался страх, ведь не только айсберги и киты могли погубить судно. Был случай, когда на борту одного корабля, «Замороженного оленя», болезнь распространилась так быстро, что за день убила всю команду. Кошке Морин тогда пришлось самой вести корабль в гавань. Жители деревни узнали, что случилось с командой, только когда Морин бросила якорь, а их всех нашли в своих койках. Это был единственный случай в истории, когда морской кот пережил команду.

Впервые с того момента, как она прокралась сюда, Уна порадовалась тому, что никто, кроме Харойльда, не заговаривал с ней. И еще тому, что спала отдельно ото всех в кладовой. Чем меньше времени ей приходилось проводить среди команды, тем незначительнее вероятность того, что Уна могла подхватить эту заразу.

За два дня заболели десять человек. Трое из них не выжили, и их похоронили в море. На третий день слег Ольф, и настал черед Уны заправлять камбузом. Ее первой задачей стало приготовить ужин. В меню значилось рыбное рагу. Девочка никогда раньше не готовила его, но не думала, что это будет очень уж сложно.

– Фу! – один из моряков в столовой выплюнул похлебку и залпом осушил целую кружку воды.

– Что это за гадость? – спросил другой. Он брезгливо оттолкнул свою миску, и она заскользила по столу, пока не столкнулась с еще двумя, которые тоже забраковали.

– Я думал, все женщины должны хорошо готовить от рождения, – сказал третий, посмотрев в сторону Уны, которая выглядывала из-за двери камбуза.

Похоже, даже у Харойльда еда вызывала отвращение, хотя он всеми силами старался скрыть это.

Уна знала, что похлебка выглядела так себе, но надеялась, что она будет хотя бы вкусной, раз там была соль. Ее мать всегда добавляла соль в свои блюда, и отец Уны уплетал их за обе щеки. Так что же она сделала не так?

Пока мужчины продолжали жаловаться на еду, один из них закашлялся. Учитывая, что многие места пустовали, вычислить источник кашля не составляло труда. Им оказался капитан.

Мужчина, сидевший ближе всех к отцу Уны, быстро отодвинулся. Мистер Бритт снова закашлялся. На этот раз уже громче. Вскоре его грудь сотрясалась от приступов сильнейшего кашля. Потом кашель прекратился, но что-то было не так. Лицо командира стало багроветь, а руками он судорожно хватался за горло.

– О, боги морей и океанов! – воскликнул один из мужчин. – Капитан не болен. Он задыхается.

Вскочив на ноги, он подбежал к хозяину корабля и стал колотить его по спине.

При каждом ударе глаза капитана Бритта выпучивались. Его лицо из багрового сделалось пугающе бледным, с оттенком синевы. Все краски схлынули у него с лица, и он с глухим стуком повалился на пол, больше не шевелясь.

На корабле воцарилась тишина. Даже волны за бортом стихли. Несмотря на то что они уже лишились трех членов команды, никто не был готов к гибели командира. Что же им делать без него?

Если команда не хотела терять капитана, то Уна беспокоилась об отце. Если он умрет сейчас, то даже не узнает, на что она способна. Нет, Уна вообще не хотела, чтобы с ним что-то случилось. Она желала ему помочь, но, научившись плавать и завязывать более сотни морских узлов, Уна тем не менее не умела спасать жизни.

Пока некоторые старшие члены команды уже планировали собственное стремительное повышение до капитана, вперед выступил кот.

Барнакл, коснувшись хвостом ноги штурмана, неспешно подошел к отцу Уны, запустил пушистую лапу ему в рот и выковырял оттуда какой-то небольшой белый предмет. Бросив его на пол, Барнакл царапнул мужчину по лицу, и тот очнулся.

– Капитан! – закричал кто-то. – Вы живы!

Отец Уны медленно поднялся на ноги. Прошло несколько минут, прежде чем его лицо приобрело свой нормальный цвет. Тогда он нагнулся и подобрал то, что Барнакл вытащил у него из горла.

– Рыбья кость? – сказал капитан. – Проклятая рыбья кость! Какого дьявола она тут делает? – и он перевел взгляд на Уну.

– Я… м-м-м… я не знаю, – пробормотала девочка. Она трижды проверила похлебку, перед тем как подавать ее на стол. Может, стоило зажечь еще одну свечу, чтобы лучше видеть? Все же на камбузе было темно.

– Девчонка, да что с тобой не так? – воскликнул отец. – Я отправил тебя на камбуз, поскольку был уверен, что даже ты там справишься. Но ты не в состоянии приготовить мало-мальски приличную похлебку или очистить от костей одну-единственную рыбу!

– Прости, – сказала Уна. – Я вовсе не хотела навредить тебе. Наверное, я просто… задумалась.

– О чем? – проревел командир. – Твоя единственная забота – очищать от костей эту проклятую рыбу! Вон с глаз моих!

А потом велел ей убираться в свою комнату без ужина.

Несмотря на то что Уну, по сути, отослали в кладовую, где было полно еды, она побоялась съесть что-либо. А вдруг это обнаружит отец и рассердится еще больше? Что он тогда с ней сделает? Запрет ее в трюме до возвращения домой? Привяжет к самой высокой мачте и оставит так на всю ночь? А может, просто вышвырнет ее за борт? Уна знала, что сгущает краски, – капитан Бритт никогда бы так не поступил, – но все-таки не стала трогать никакие продукты.

Она с легкостью не обращала внимания на еду, так как была не слишком-то и голодна. Сначала Уна очень испугалась, думая, что отец умрет, а потом так же сильно обрадовалась, когда он выжил. Но отец только разозлился, хотя она не собиралась вредить ему, а лишь хотела помочь.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Уна достала одну из своих книг. С тех пор как она пробралась на корабль, у нее не было времени читать. Но Уна надеялась, что не забыла, как это делается. Она уже собралась открыть книгу, как кто-то постучал в дверь кладовой.

– Можно войти? – послышался тихий голос из-за двери. Это