Какой же странный был ее муж! Мог любить и привечать самых низких, и не чтил славных и благородных. Чакилган специально спрашивала у казаков и выяснила, что другие лоча не такие. Старик говорил, что ненавидит своих бояр да воевод, но, случись встреча, будет им в землю кланяться, на пузе ползать да ласковые речи говорить.

— А як иначе ж… — разводил он руками.

Почему же Сашика такой…

Много дней шли они по Уссури, хоть, это не такая уж и большая река. Но нужно было говорить с князцами, ходить туда-сюда по протокам и притокам. И вот, наконец, дощаник вышел из-за очередного поворота… И перед Чакилган раскинулась бесконечная серовато-синяя водная гладь.

— Что это? — распахнула глаза девушка. — Дале? Море?

Солнце садилось прямо перед ее глазами, слепило так, что она совершенно не видела краев водного простора. Княжна знала, что Амур впадает в море, но не слышала, чтобы Уссури из моря вытекало.

— Нет, милая, это не море, — шепнул ей на ухо Сашика. — Это Ханка.

— Синкай, Синкай! — радостно закивал стоявший неподалеку у борта местный, вызвавшийся быть проводником.

— Ханка — это озеро, — продолжал ее муж. — С обычной водой, ее можно пить.

На большой воде, несмотря на хорошую погоду, дощаник сразу сильно закачало.

— Давай, заводи! — крикнул атаман кормчему Ваське. — Покорители морских просторов — вперед!

Кораблик заскрипел, казаки сильнее ударили веслами по воде.

— Скоро ночь! — испугалась Чакилган. — Может быть, завтра?

— Не боись! — словно ребенок, веселился Сашика. — Ночь нам и нужна! Мы — флибустьеры Ханки! Джентельмены удачи!

Когда стемнело, девушка вдруг увидела вдали несколько групп огоньков. Видимо, это берега, на которых стояли селения местных жителей. Такое большое озеро могло прокормить немало народа.

— Васька, правь к югу! — велел Сашика Мотусу.

Дощаник тихо ткнулся в берег, в паре сотен шагов от незнакомой деревни. Ее муж сразу спрыгнул в прибрежную волну, а следом… следом за ним соскочили два пленных китайца. У каждого на спине висело по внушительному заплечному мешку.

— Ну, всё, Су Фэйхун, — повернулся к одному из них атаман. — Дальше сами. Всё, помните? Через год, у Хехцира.

Китайцы поклонились, выставив руки, и растворились во тьме.

— Куда они? — не удержалась Чакилган, когда муж вернулся на дощаник.

— В Чосон. Тут рукой подать. А потом — в Никанскую страну, в славный город Бэйцзин. Су Фэйхун из него родом. Оттуда богдыхан его и сослал в Нингуту…

— Но зачем? — не понимала княжна.

— Любопытная ты какая, — улыбнулся Сашика. — Это тайна. Как бы не сглазить… Но, если всё будет хорошо — торговать начнем.

…Назад шли ходко. Сначала стрелой пролетели вниз по Уссури, но на Черной Реке пришлось идти уже против течения. Натянули парус, уселись за вёсла — и поползли вверх. Тяжко, зато домой! Все-таки лето заканчивалось, приближалась осенняя страда, а в Темноводном ныне поля немалые распаханы.

Сашика теперь хмурился нечасто, всё больше улыбался. Повидал своего названного «отца», всё, что задумал — исполнил. Даже предвкушение новой встречи с паскудным Пушчи и его прихлебалами не портило ему настроения. Когда пошли знакомые берега, лоча-казаки с удвоенной силой навалились на вёсла…

— А ну-тко, стой!

На берегу, у брошенного дючерского городка Дувы стояли плоты. Вообще, пара семей из сорокинцев туда уже давно перебралась, чтобы хоть немного пашни поднять. Но сейчас там явно мелькало больше народу.

— Надо проверить, — приказал Сашика.

Пока Васька Мотус наваливался на руль и правил дощаник к берегу, прочие казаки быстро вытаскивали куяки да шапки железные и помогали друг другу в них обрядиться. Их тоже заметили — и к плотам вышло около десятка мужиков.

— Дереба! — оживился Сашика, признав кого-то.

Кажется, это тот умелец, что с семьей мог ладить дощаники.

— Кондрашка! — заорал ему с борта атаман. — Вы тут чего делаете?

— Лес заготовляем, — улыбнулся мастер, тоже признавший ее мужа.

— Вы б еще на Шунгале его заготовлять стали, балбесы! — влез в разговор Старик. — У Темноводного же есть леса хорошие! К северу!

— Нынче, чем дальше от Темноводного, тем лес валить спокойнее, — погрустнев, пояснил Кондрашка Дереба. Перевел взгляд на Сашику. — И тебе, атаман, подальше стоит держаться.

Глава 16

— Ну… Объясняй, — Сашика произнес это тяжело, хотя, не выглядел ни удивленным, ни расстроенным.

Дереба помрачнел. Долго молчал, а потом его как прорвало! Начал он бросать жалобу за жалобой про то, что Пушчи со своими ближниками сразу начал заправлять острожком. Как хозяин. Что обозлил против себя многих, только никто ничего против него сказать не мог.

— Турнос только… Та еще злыдня! На яво без разбегу не залезешь. Полаялся с Пущиным вхлам, собрался свои три десятка, сел на дощаник — и был таков. Говорят, в обрат, к Кузнецу ушел.

Рассказал Кондрашка, и как Рыту Мезенца из острога выжили. Тот всё требовал людей на поля, мол, жатва на носу. А никто в земле ковыряться не желал. Рыта плюнул и вообще к даурам в выселок ушел. С ними на полях и работал. Но рук явно не хватало.

А в остроге опять голод начался, из свежего — только рыба и была. Пушчи снова заговорил о том, что надобно у дауров забрать еду — казакам-то она нужнее. И теперь не осталось никого, кто сказал бы «нет». Лоча снарядили дощаники и пошли вверх по Зее.

— Токма, там ежели и встречались улусы — то всё пустые, — с неожиданной улыбкой продолжал Дереба. — И у рода Шепка, и у рода Шелогон. А городок ихний… эта…

— Молдыкидич? — подсказал Сашика.

— Он самый! Городок за запоре был, а из-за стен сотни нехристей с копьями и луками выглядали…

Чакилган вдруг вспомнила странные гуляния мужа в городок князя Барагана. Посмотрела на него подозрительно. Он всё знал?

— А наши-то пушечки не взяли. И пищалей после ухода Турноса заметно уменьшилось. Сын боярский велел на приступ идти. Кто-то двинулся, особливо, ближники ево. А многие — те, что не слыжилые — спужались. В итоге все остановилися, отошли. Так и вернулись почти ни с чем. Только улусы пустые пограбили, инда там ни рухляди, ни хлеба не нашлося…

В Темноводном выяснилось, что в острог вернулось на один дощаник меньше. Где-то в ночи один корабль — где сидели, в основном, «старые» жители Темноводного — отошел и скрылся. Может, к Якуньке подались. Или тоже к Кузнецу.

— От тогда Пущин зело залютовал… — вздохнул Дереба. — У худых людей отымать стал, всё для ближников. Но и те злы — не того, видать, ждали от нового атамана.

— Новый атаман? — поднял бровь Ивашка.

— Ну, вони ево так кличут, — стушевался корабельный мастер. — В общем, не ходил бы ты,