Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы не возвращаться мыслями к моменту бегства, я занимала себя чем могла — промывала и мазала татуировку, пересаживала цветы, разбирала вещи в гардеробе, отмывала вытяжку на кухне — все это под громко орущий телевизор, забивающий голову чужими проблемами.
Татуировка, кстати, мне очень нравилась. Часы выглядели стильно, а тринадцатый час на циферблате напоминал о Джарете — Короле Гоблинов из «Лабиринта». Демьян чем-то напоминал его — поведением, глэм-роковым стилем и моим отношением к нему. Он притягивал подсознательно и отталкивал, если я включала разум.
В общем, тату мне шла — мастер был хорош. Но бесила страшно — тем, что заставляла вспоминать и тосковать по несбыточному.
Стало намного легче, когда прилетела Машка, и жизнь вернулась в обычную колею.
— О, мам, отличный цвет волос! — заявила она, обняв меня в аэропорту. Вот и вся реакция на мои безумства! На татуировку лишь скосила глаз, прокол в ухе вообще не заметила.
Зато все время пока мы шли к стоянке трещала, не затыкаясь.
В Лондоне было прекрасно все — музеи, музыка, парки, магазины, уличные украшения, еда, люди, улицы, папины друзья!
Папины друзья были прекрасны настолько, что она покрывалась легким румянцем, когда о них рассказывала.
Поэтому вечером я позвонила бывшему мужу и аккуратно поинтересовалась, у кого из его приятелей-алкоголиков голова лишняя. А то можно исправить.
— За кого ты меня принимаешь? — оскорбился он. — Они нормальные айтишники, по большей части женатые.
— Так. И кто из них подкатывал к твоей дочери?
— Никто! — он возмутился повторно. — Клянусь своей потрепанной печенью.
— Поклянись мозгом, — потребовала я. — Его пересадить нельзя.
— Чем хочешь поклянусь, даже самым дорогим!
— Я была уверена, что это мозг и есть…
— Вот за что я тебя люблю Ален, — вздохнул мой бывший. — Так за то, что ты единственная во мне ценишь не деньги, не рабочую визу и даже не мужское достоинство…
— В твоем случае — мужской недостаток, — хмыкнула я.
— Раньше ты не жаловалась.
— Раньше, дорогой, я знала только обычные шоколадки, но недавно в наш гастроном завезли сникерс-макси, на двадцать процентов больше… — мурлыкнула я в трубку.
— Аж прям на двадцать…
— На тридцать, — прикинув в голове соотношение, обрадовала я его.
— Понял, отползаю, — вздохнул экс. — Не, Ален, серьезно, если Машка в кого и втрескалась, то исключительно платонически и безответно. Если что, сам ему оторву — и не только голову.
Я бы сказала, что все стало как раньше, если бы не эти вечные напоминания о Демьяне! То вдруг вылез в разговоре с бывшим, то в тот же вечер я увидела смешной ролик про сравнение размеров «Кит-ката», совсем как в нашем разговоре. То Машка, недели через полторы после возвращения, вдруг заявила, что желает кататься на коньках.
Я отнеслась к идее с энтузиазмом, но она, поездив немного по ледяным колдобинам катка в хоккейной коробке у нас во дворе, вдруг предложила:
— А давай поедем на ВДНХ с тобой? Там лед нормальный, наверное.
— Нет! — я аж вскрикнула.
— Ну тогда в Парк Горького…
— Говорят, там народу битком, — я взяла себя в руки и на это предложение ответила чуть более вменяемо. — Езжай одна, если хочешь. Я и кататься не умею.
— Я хочу с тобо-о-о-о-ой, — заканючила она. — Одной скучно! Ну ты просто посмотришь!
Я стойко выдерживала ее многочасовые вопли в младенчестве, но сломалась на нытье подростка и всего-то через пару часов непрерывного «Мам! Мам! Мам!» согласилась на каток у ГУМа.
Удовольствие от катания получила правда одна она, потому что я постоянно оглядывалась по сторонам, шугаясь каждого парня со светлыми волосами.
— Пойдем, тут неподалеку отличный безалкогольный глинтвейн, — увела я наконец дочь из опасного места.
Хотя если подумать — сейчас все места опасные. Москва большая — Демьян верно сказал. Но центр маленький и мест, где в зимние выходные гуляет народ не так уж и много. Если он решит пройтись знакомыми маршрутами — будет неловко.
Особенно Машке.
Я, конечно, замечала, что из ее команты доносятся в основном страдательные песенки, но раз бывший сказал, что ничего не было — скорее всего не было. Ее любовь уж слишком безответная — разница в возрасте, в географическом положении и, скорее всего, в матримониальном статусе не давали никаких шансов.
Тут мама не поможет.
Тут, пожалуй, клин клином.
Если же она узнает, что пока она там флиртовала с мужиками, ее мать зажигала с мальчиком, который скорее подходил бы ей — ой, что будет!
Одна мысль о том, что моей дочери Демьян подошел бы лучше, чем мне, вдруг отозвалась такой острой болью в сердце, что я аж задохнулась и закашлялась.
Я даже остановилась посреди улицы, ухватилась за фонарь и попыталась отдышаться.
— Мам, что случилось? — подскакала Машка, убегавшая за очередным пряником. Как же — быть на зимней ярмарке и не попробовать все подряд?
— Все в порядке, просто подавилась, соврала я, разгибаясь — и тут же чуть не поймала еще и сердечный приступ, заметив мелькнувшие в толпе светлые волосы с розовыми кончиками.
Сделала шаг вперед, отодвигая Машку с дороги — зачем?
Зачем?!
Я что — собиралась его догнать?
Но люди расступились — и это оказалась девчонка с таким же окрашиванием.
Только и всего.
Видимо, мода такая. А мне теперь в тридцать пять инфаркты ловить.
Я допила свой глинтвейн одним глотком и попросила:
— Маш, давай домой, а? У меня работа еще.
— Ну блин! — Машка пнула урну и скуксилась. — На следующих выходных уже все уберут!
— Не уберут. Или съездишь с друзьями вечером.
Меня почему-то вдруг накрыла паника — надо скорее-скорее отсюда уйти или случится что-нибудь… что?
Что-нибудь.
— Ну ма-а-а-а-ам… — Машка закатила глаза, прямо как один знакомый наглец. — Ну что мне целый вечер дома делать? Я хотела в кино еще!
— О господи, ну иди в свое кино, я одна поеду! — я сунула ей кредитку, и дочь, помахав мне, умотала со скоростью света, словно только этого и ждала.
А я поехала домой, радуясь, что можно убраться из опасного места.
Когда у самого подъезда дорогу мне перегородил Демьян — в незастегнутой снова куртке, но в чертовом шарфике, у моего сердца уже просто не осталось сил на то, чтобы сжиматься, обливаться кровью, корчиться и всячески помирать.
Я просто остановилась на месте и ждала, пока он подходил ко мне, обнимал изо всех сил и опалял дыханием ухо, тронув кончиком языка серебряную змейку.
Да все ей можно!
— Соскучился… — прошептал Демон,
