Тень приближалась.

Сжавшись в ожидании первой раны, Роза повернулась к тени лицом. И вдруг услышала чей-то голос, он задал ей вопрос, смысл которого дошел не сразу:

— Мисс! Мисс, что случилось?

Роза открыла глаза и увидела мужскую фигуру. В темноте за его спиной мигал огонек, который постепенно становился ярче. Он исходил от фонаря, что покачивался в руке у второго приближавшегося к ним мужчины.

— Кто там? Эй! — крикнул человек с фонарем.

— Венделл! Сюда!

— Норрис? Что за шум?

— Здесь какая-то девушка. Похоже, она ранена.

— Что с ней приключилось?

Свет от поднесенного фонаря на мгновение ослепил Розу. Моргнув, она посмотрела на лица глядящих на нее молодых людей. Она узнала обоих, и они узнали ее.

— Это… Это ведь мисс Кониелли, да? — спросил Норрис Маршалл.

Роза всхлипнула. У нее внезапно подвернулись ноги и, сползши по стене, девушка опустилась прямо на булыжники.

Норрис никогда прежде не встречался с господином Пратгом из Ночной стражи Бостона, но ему доводилось сталкиваться с подобными людьми, с теми, кто так кичится своей властью, что неспособны понять непреложную истину, ясную всем окружающим: они непроходимо тупы. Больше всего Норрису досаждали высокомерие Пратта, его движения, выпяченная грудь, военная манера размахивать руками — именно так он шествовал в прозекторскую залу больницы. Господин Пратт не был крупным мужчиной, но изо всех сил старался показать обратное. Самой впечатляющей его чертой были усы — таких кустистых Норрис с роду не видывал. Они выглядели так, будто рыжая белка вцепилась в его верхнюю губу и никак не хотела отпускать. Наблюдая за тем, как стражник делает пометки карандашом, Норрис не мог оторвать глаз от его усов, представляя, что воображаемая белка внезапно спрыгивает вниз и Пратт пускается в погоню за своей беглой растительностью.

Наконец стражник оторвал взгляд от своих записей и посмотрел на Норриса и Венделла, стоявших возле накрытого простыней трупа. И тут же переключился на доктора Крауча, который — в этом не оставалось сомнения — был главным медиком в помещении.

— Доктор Крауч, так вы говорили, что осмотрели труп? — осведомился Пратт.

— Только поверхностно. Мы позволили себе перенести тело в здание. Было бы неправильно оставить ее там, на холодной лестнице, где любой мог бы споткнуться о нее. Она нам не чужая, но даже если б была посторонней, все равно заслуживала бы небольшой толики уважения.

— Значит, вы все были знакомы с покойной?

— Да, сэр. Когда вынесли фонарь, мы все узнали ее. Погибшая, мисс Агнес Пул — старшая медсестра этого учреждения.

— Мисс Коннелли наверняка сказала вам об этом, — вмешался Венделл. — Разве вы не допрашивали ее?

— Да, но я считаю необходимым подтвердить все ее показания. Вы же знаете этих взбалмошных девиц. Особенно ирландок. Они с легкостью изменяют свои рассказы, все зависит от того, откуда ветер дует.

— Я вряд ли назвал бы мисс Коннелли взбалмошной девицей, — возразил Норрис.

Глаза стражника Пратта сузились, когда он посмотрел на Норриса:

— Вы ее знаете?

— Ее сестра — здешняя пациентка, лежит в родильной палате.

— Вы ее хорошо знаете, господин Маршалл?

Пратт изучающее смотрел на Норриса, и юноше это не нравилось.

— Однажды мы с ней разговаривали. О лечении ее сестры. Карандаш Пратта снова принялся испещрять бумагу.

— Вы ведь изучаете медицину, верно?

— Да.

Пратт оглядел одежду Норриса.

— На вашей рубашке кровь. Вы знаете об этом?

— Я помог вынести тело с лестницы. А до того ассистировал доктору Краучу.

Стражник воззрился на Крауча.

— Это правда, доктор?

Норрис почувствовал, что краснеет.

— Думаете, я стал бы врать об этом? В присутствии доктора Крауча?

— Мой долг — обнаруживать правду. «Ты слишком глуп, чтобы распознать, когда тебе говорят правду, а когда лгут», — подумал Норрис.

— Господин Холмс и господин Маршалл — мои ученики. До этого на Широкой улице они помогали мне со сложным вызовом.

— Кого вы вызывали?

По тому, как доктор Крауч уставился на Пратта, было ясно, что вопрос стражника поразил его.

— Как вы думаете, кого мы вызывали? Духов? Пратт хлопнул карандашом по записной книжке.

— В сарказме нет необходимости. Я просто хочу знать, где каждый из вас был нынче вечером.

— По мне это просто возмутительно. Я врач, сэр, и вовсе не обязан отчитываться в своих действиях.

— А эти двое, ваши ученики? Вы были с ними весь вечер?

— Нет, не были, — будто бы ненароком возразил Венделл.

Норрис с удивлением посмотрел на своего коллегу. Зачем снабжать этого человека ненужными сведениями? И тем самым лишь подпитывать его подозрения. Стражник Пратт и вправду напоминал готового к прыжку усатого кота, который притаился у мышиной норы.

— И когда же вы не были в обществе друг друга?

— Желаете, чтобы я описал вам свои визиты в отхожее место? Кажется, я и по большой нужде ходил. А вы, Норрис?

— Господин Холмс, я не понимаю вашего отвратительного юмора.

— К таким абсурдным вопросам без юмора и не подступишься. Бог ты мой, да ведь именно мы вызвали Ночную стражу!

Усы Пратта задергались. Белка заволновалась.

— Не вижу никакой необходимости в богохульстве, — холодно ответил стражник, засовывая карандаш в карман. -

Ну что же. Покажите мне тело.

— А разве констебль Лайонс не должен присутствовать? — осведомился доктор Крауч.

Пратт одарил его гневным взглядом.

— Утром он получит мой отчет.

— Он должен быть здесь. Это серьезное дело.

— В данный момент за все отвечаю я. Все факты будут изложены констеблю Лайонсу в более подходящее время.

Я не вижу причины поднимать его с постели. — Пратт указал на прикрытое тканью тело. — Откройте ее, — повелел он.

Пратт принял невозмутимую позу и выпятил подбородок, желая показать: я настолько самонадеян, что какой-то там труп вряд ли сможет меня смутить. Но когда доктор Крауч откинул простыню, Пратт невольно разинул рот и отшатнулся от стола. Норрис уже видел труп и даже помог занести его в помещение, но все равно в очередной раз был потрясен видом тех повреждений, которые были нанесены Агнес Пул. Они не стали раздевать покойницу, да это и не нужно было делать. Передняя часть ее платья была вспорота ножом, и теперь на виду оказались все увечья, раны такие жуткие, что стражник Пратт, замерший на месте и белый как полотно, некоторое время не мог вымолвить ни слова.