— Кто тебе это рассказал?

— Госпожа Деркин, там, на конюшне. Ей об этом Краб сообщил.

— Глупый мальчишка, этот Краб. Ты повторяешь глупости, а такого делать не стоит.

Билли примолк, и Роза поняла, что задела его за живое. Он волочился по булыжникам так, словно вместо ног у него были гигантские якоря. Из-под низко надвинутой шапки торчали огромные уши, напоминая поникшие блюдца. Бедняга Билли так редко обижался, что нетрудно было забыть: даже его чувства можно ранить.

— Прости, — проговорила она.

— За что, мисс Роза?

— Ты передаешь то, что слышал. Но не все, что говорят люди, истинная правда. Некоторые из них лгут.

Некоторые одержимы дьяволом. Нельзя доверять всем, Билли.

— Откуда ты знаешь, что это ложь? То, что рассказывал Краб? Роза никогда не слышала от него такого сварливого тона, и ей вдруг очень захотелось сказать ему правду, что это она обнаружила сестру Пул. Нет, уж лучше молчать. Стоит шепнуть Билли хотя бы слово, и назавтра история изменится до неузнаваемости. Кто знает, насколько фантастичной будет тогда казаться роль Розы в этом происшествии? «Ни к чему, чтобы обо мне судачили».

Она снова зашагала вперед, двигаясь в сторону знакомой местности, малышка по-прежнему крепко спала у нее на руках. Если уж ночевать в канаве, то лучше в той, которую знаешь. Может, госпожа Комс, что живет на этой улице, позволит им с Мегги устроиться в уголке на кухне, хотя бы на эту ночь. Я могла бы починить ее старый плащ, подумала Роза, тот, с дырой, которая плохо заштопана. Уж наверняка этим можно отплатить за место на кухне.

— Я рассказал Ночной страже обо всем, что видел, — сообщил Билли, который, чуть ли не пританцовывая, шагал по улице рядом с Розой. — Понимаешь, я гулял, искал Пятныша. И прошел туда-сюда по этой улице раз десять, поэтому Стража решила, что со мной стоит поговорить.

— Конечно, стоит.

— Мне жаль, что она умерла, потому что больше никто не станет мне давать поручений. И каждый раз платить по одному пенни, правда, последний раз она ничего не дала. Это ведь несправедливо, да? Но об этом я Ночной страже не сказал, пусть не думают, что я убил ее из-за этого.

— Билли, никто не станет думать о тебе такое.

— Всегда нужно платить за работу, но в этот раз она не заплатила.

Так они и шли вместе, мимо темных окон, мимо притихших домов. Сейчас так поздно, подумала она, и все спят, кроме нас. Парень следовал за ней до тех пор, пока она не остановилась.

— Ты не будешь заходить? — спросил Билли.

Роза посмотрела на доходный дом госпожи О'Киф. Усталые ноги сами принесли ее к той двери, в которую она так много раз заходила. Стоит только подняться по лестнице, и окажешься комнате, где они жили с Арнией и Эбеном, там стоит ее узкая кровать, с трудом втиснутая в занавешенную нишу. Тоненьких занавесок было недостаточно, чтобы заглушить звуки, доносящиеся с другой постели. Стоны Эбена во время физической близости, его храп и кашель по утрам. Она вспомнила, как нынче ночью его руки ощупывали ее бедра, и, вздрогнув, отвернулась, а затем двинулась прочь.

— Куда ты идешь? — поинтересовался Билли.

— Не знаю.

— Разве ты не пойдешь домой?

— Нет.

Билли догнал ее.

— Ты не будешь спать? Всю ночь?

— Мне нужно найти, где переночевать. Где-нибудь в тепле, чтобы Мегги не замерзла.

— Разве у госпожи О'Киф не тепло?

— Я не могу пойти туда сегодня, Билли. Господин Тейт очень зол на меня. Очень, очень зол. И я боюсь, что он может… — Остановившись, она вгляделась в туман, который, словно чьи-то жадные пальцы, обхватил ее за ноги. — О

Боже мой, Билли, — прошептала она. — Я так устала. Что я буду с ней делать?

— Я знаю одно место, куда ты можешь пойти, — ответил он. — Одно укромное место. Но ты никому не должна о нем рассказывать

* * *

Рассвет еще не до конца разогнал тьму, а Косой Джек, запрягши свою лошадь, уже вскочил на козлы. Из двора конюшни он вывел лошадь под уздцы на мерзлые булыжники, которые в свете фонаря блестели, словно стекло. В этот час он был здесь единственным возницей, а цоканье лошадиных копыт и грохот колес казались невероятно громкими на этой тихой улице. Те, кто, заслышав грохот проезжавшей телеги, начали ворочаться в своих постелях, наверняка решили, что по улице движется какой-нибудь торговец. Например, мясник доставляет на рынок туши, или кирпичник свои кирпичи, а может, фермер развозит по конюшням связки сена.

Лежащим в своих теплых постелях соням вряд ли придет в голову, какой груз скоро окажется в телеге, что именно промчит она мимо их окон. Живые не желают думать о мертвых, а потому покойники становятся невидимками — их заколачивают в сосновые гробы, зашивают в саваны, украдкой, под покровом ночи вывозят на грохочущих телегах. «А коли это кому-нибудь не по силам, в игру вступаю я, — хмуро улыбаясь, подумал Джек. -

Если труп похитить живо, будет крупная нажива». Лошадиные копыта снова и снова отбивали эту рифму, а телега тем временем двигалась в северо-западном направлении, к реке Чарлз. «Будет крупная нажива. Будет крупная нажива».

А где нажива, там и Джек Берк.

Внезапно в тумане, прямо на пути у лошади возникла склоненная фигура. Джек резко потянул за поводья, и животное, фыркнув, остановилось. Перед ним метнулся какой-то подросток, зигзагообразно передвигавшийся туда сюда по улице и размахивавший руками, точно осьминог щупальцами.

— Гадкий кутенок! Гадкий кутенок, иди ко мне сейчас же! Собачка взвизгнула, когда паренек, настигнув ее, ухватил за шею. Крепко сжимая упиравшегося щенка, подросток выпрямился и, внезапно заметив, что на него из тумана неодобрительно взирает Джек, направил на него взгляд своих округлившихся глаз.

— Чертов недоумок Билли! — рявкнул Джек. О, он как никто знал этого мальчишку, и сколько же от него было неприятностей! Постоянно крутится под ногами, вечно ищет дармовые харчи и место для ночлега. Джек не однажды выгонял Полоумного Билли со двора своей конюшни. — Уйди с дороги! Я же мог тебя сбить!

Парень уставился на него, открыв рот. У него было полно кривых зубов, а голова казалась слишком маленькой для неуклюжего подросткового тела. Билли глупо улыбнулся, тем временем пес по-прежнему пытался вырваться у него из рук.

— Он не всегда приходит, когда я зову. Он должен вести себя хорошо.

— Ты о себе-то позаботиться не в силах, зачем тебе, черт возьми, еще и собака?

— Он мой друг Его зовут Пятныш.

Джек бросил взгляд на черную шавку, у которой, насколько об мог судить, не было ни единого пятнышка.

— Вот уж действительно, умнее имени и не придумаешь.

— Мы вот бродим, молоко ищем. Понимаете, младенцам нужно молоко, а она выпила все, что я раздобыл прошлой ночью. Нынче утром она проголодается, а когда они есть хотят, они плачут.