Падаю спиной на кровать и растираю виски. Вздрагиваю от резкого телефонного звонка.

– Миссис Арчер? – Это Либби.

Она шепчет, на заднем плане слышится какое-то жужжание.

Я быстро сажусь, мгновенно придя в себя. Вся ожидание и надежда.

– Либби. Наконец-то! Где вы? Что это за шум?

– Вентилятор в ванной.

– А почему шепотом? Говорите громче, я почти ничего не слышу.

Отбрасываю волосы назад и крепче прижимаю трубку к уху.

– Эсме спит, – говорит Либби все так же шепотом. – Она плохо провела ночь. Вчерашний вечер дался девочке нелегко. Как и мне.

– О нет! С ней все в порядке? – У меня на лбу собираются морщины.

Я удивлена тому, что тревожусь за ребенка, которого почти и не знаю, не говоря уж о том, чтобы доверять, но не могу отмахнуться от своих чувств к этой девочке, которая может оказаться моей дочерью. Прежние инстинкты никуда не делись.

– Учитывая обстоятельства, можно сказать, что да. – Голос у Либби отчужденный, усталый, даже скучающий.

– Я должна ее увидеть. Зачем вам отель? Поживите у меня, пока вы в Лондоне. Места тут много.

– Миссис Арчер…

– Бет, пожалуйста.

– Бет. – Она произносит мое имя как будто с трудом. – Вы слишком торопитесь. Подумайте об Эсме. О том, что это значит для нее. Что она чувствует. Нам следует быть осторожными.

– Но я должна ее увидеть! – Хочу произнести это умоляющим тоном, но он выходит скорее требовательным.

Либби медлит с ответом:

– Увидите. Сегодня днем. Но, думаю, не стоит нам больше приходить к вам домой. Пока не стоит. Она может не выдержать. К тому же надо поговорить. С глазу на глаз.

– Вы не можете запретить мне видеться с ней. – Я убираю волосы от лица и встаю с кровати.

– Вообще-то, могу. Я пока еще ее мать.

– Я тоже. – Меня саму пугает решительность этого заявления.

– Ни один тест ДНК этого не подтвердит, – резко говорит Либби. – В жилах у нее течет моя кровь. В свидетельстве о рождении, в графе «мать», стоит мое имя.

Мне не пришлось отстаивать права опекунства над Эми – к тому времени мы с Брайаном уже остались вдвоем. Но если бы пришлось, я бы выиграла. Однако сейчас другой случай: нельзя настраивать против себя Либби, но и отказаться от всех прав на Эми я тоже не могу.

– Но если вы не хотели, чтобы я участвовала в ее жизни, зачем пришли ко мне вчера? – спрашиваю я.

Либби снова молчит, как будто думает о том же самом.

– Так хотела Эсме. А я надеялась, что для нее так будет лучше.

– Даже если хуже для вас.

– Вот именно. Мать не может быть эгоисткой.

Голос у женщины торжествующий, словно она бросила на стол козырную карту или указала мне мое место. Напомнила, что ко мне это уже не относится. Я бывшая мать. Во мне закипает гнев.

Она говорит, что мы можем встретиться в Лондонском Тауэре в два часа.

– Там залили каток во рву. Вы и Эсме повидаете, и поговорить можно будет.

Придя, я вижу, что Либби сидит за столиком возле катка. Вид усталый, измученный. Под тесной шапкой без помпона лицо кажется еще более хмурым. Глаза у нее запали, но я вижу, что она плакала.

Заметив меня, женщина замирает, затем вздрагивает и потирает руки, скрывая неловкость, как будто все дело в погоде.

– Ну и холод, – говорит она.

– Так можно пойти ко мне, выпить чаю с пышками у камина!

Либби качает головой и показывает на каток:

– Такого у вас в саду нет. – Прищурившись, смотрит на катающихся. – Эсме нужно немного развеяться. А нам нужно, чтобы ей пока было не до нас.

Одни люди в разноцветных шапках и перчатках проносятся мимо, выдыхая белые клубы пара. Другие на нетвердых ногах ковыляют у самого края, то и дело хватаясь за бортик. На рыхлом искусственном льду следы коньков почти не видны, зато стук падения громче.

– Не вижу ее, – говорю я, приставляя руку козырьком к глазам.

– В дальнем конце. Как раз подкатила к повороту.

Замечаю: в толпе блеснул серебристый пуховик Эсме, ее волосы развеваются. Девочка стремительно скользит по льду, притормаживает, чтобы обойти впереди бегущих, проносится в миллиметре от них и так же уверенно катит дальше.

– Она всегда хорошо каталась. Вы бы видели ее на роликах!

– Видела, – просто говорит Либби и почти неуловимо качает головой.

Эсме с раскрасневшимися щеками подбегает к нам. Машу ей. Она запыхалась, учащенное дыхание вырывается изо рта, как эктоплазма. Девочка улыбается и разгоняется еще быстрее.

– Мама!

Это слово, будто пощечина, заставляет меня очнуться от обморока. Возвращает ощущение материнства. Вчера, когда она называла меня мамой, это звучало жестоко и неуместно. А теперь – знакомо и привычно, хотя наверняка ощущение окажется мимолетным, как облачко пара, вылетевшее изо рта Эсме вместе с этим словом.

Подхожу к бортику. Эсме описывает широкий круг и снова подлетает к нам. Ее коньки разрезают лед, взрывая белую крошку, которая звездной пылью рассыпается следом за девочкой. Стук ботинок о бортик эхом отдается у меня в сердце.

Эсме перегибается через бортик и протягивает ко мне руки. Инстинктивно я делаю то же самое, только замедленно, как в те дни, когда, бывало, отругав за что-то совсем маленькую Эми, я постепенно смягчала суровость выговора ободряющими, успокаивающими объятиями.

Как только дочь оказывается в моих руках, я понимаю, что не в силах ее отпустить. Зарываюсь лицом в ее волосы, вдыхаю цитрусовый запах теплой влажной кожи. Неуклюжий пуховик мешает, и я сжимаю объятия крепче – нужно почувствовать ее тело, убедиться, что она настоящая.

– Дышать не могу! – говорит она и пытается освободиться.

– Бет, – говорит Либби. – Хватит. Она этого не любит.

– Глупости. Какой же ребенок не любит обниматься?

Но Эсме упирается локтями, дергает плечами – и наконец вырывается. Откидывается назад, потеряв равновесие. На миг кажется: сейчас упадет! Но она выпрямляется и уносится обратно в толпу.

– Я же вам говорила! – Либби злорадно ухмыляется. – Она не любит, когда слишком долго обнимают. Теперь не любит. Не то что раньше. А когда-то наобниматься со мной не могла, все ей хотелось дольше и крепче. – Женщина обхватывает себя руками. – Мне этого не хватает.

– Возраст такой, наверное.

Так приятно снова обмениваться с другой матерью стандартными замечаниями о детях!

– Ну, может быть, – с сомнением говорит Либби и резко указывает подбородком на скамейку рядом с ней. – Не будем терять время. У нее билет только на полчаса, а за дополнительное время я платить не стану, даже если бы и могла себе это позволить. Да ей и полчаса хватит, после такой-то ночи. – Короткий смешок. – И мне тоже.