Олег трясущимися руками снова полез в рюкзак – нет, не может быть, он просто не сделал все как надо, вот сейчас под пальцами окажется гладкая, отполированная касаниями крышка шкатулки!

Снаружи клацнуло, Ингера метнулась в сторону, распростерлась по полу.

В ночной тишине грохот автомата прозвучал оглушающе, затрещал разрываемый пулями брезент. Олега словно ужалило в бедро, что-то теплое заструилось по колену, нога подогнулась, и он сообразил, что лежит.

– Ты цел?! – крикнула девушка, перекрывая грохот выстрелов.

«В меня попали…» – эта мысль вышла на удивление спокойной, будто это не в плоть Олега вонзилась пуля, и не из раны в его теле сейчас хлестала кровь, и не его мускулы дергало болью. Болью, да!

– Не совсем… – отозвался он и сосредоточился, как всегда делал, открывая «дырку».

Автомат затих – похоже, что опустела обойма, и патрульный собрался ее поменять. Издалека донеслись встревоженные крики и топот – кто-то мчался на помощь Анчело и его приятелю.

– Иди… сюда… – сказал Олег, и тут по глазам ударило радужное сияние.

Ингера восхищенно ахнула. «Дырка» открылась прямо на ящиках, разрубила один из них пополам, так что барахло посыпалось на пол.

– Быстрее… ты первая… – В голове начинало мутиться, боль в ноге усиливалась, а посмотреть на собственное бедро Олег боялся.

Девушка замерла в нерешительности, но лишь на мгновение, затем прыгнула вперед и сгинула в радужном сиянии. Он хоть с трудом, но поднялся, оглянулся в ту сторону, где за тонкой брезентовой стенкой перекрикивались патрульные и клацали затворы. И скорее даже не шагнул, а упал в «дырку».

Рухнул плашмя на песок, ободрал руки, сухие песчинки угодили в глаза, набились в ноздри.

– Ты ранен? Куда? – тут же затормошила Олега Ингера, перевернула на спину.

– Бедро… – прохрипел он.

Он хоть и не медик, но все же в курсе, что если перебило бедренную артерию, то нужно как можно быстрее наложить жгут, иначе сдохнешь не от шока и не от самой раны, а от потери крови…

Его трясло, почти ничего не видел, чувствовал, как его ощупывают. Когда рука Ингеры задела то место, куда угодила пуля, он не выдержал и застонал.

– Ничего, сейчас я тебя перевяжу… – Затрещала ткань, потом еще раз, уже громче. – Ты меня вытащил, друг, и я тебя вытащу…

Накатила очередная волна дрожи, куда более сильная, чем предыдущие, и зубы Олега залязгали. Открыл рот, пытаясь сказать, что не нужно, что он сейчас откроет новую «дырку», на этот раз в свой мир, на Землю, прямиком в собственную квартиру, что там они будут в безопасности. Но язык не послушался, из горла вырвался лишь судорожный всхлип.

Затем он вспомнил, что да, на родину может вернуться, но окажется при этом на вершине заросшего березами холма, и что оттуда до квартиры еще ехать на электричке, а потом на метро…

Ингера вроде бы что-то говорила, но он не понимал, даже слов не различал.

Представил себя с забинтованной ногой и костылем и ее рядом, и они в таком виде входят в вагон, и это показалось до ужаса, до колотья в боку потешным, но смех выпил из тела последние силы, и Олег провалился во тьму.

Когда выплыл из нее, не сразу осознал, где именно находится…

С одной стороны море, серое и ленивое, с другой тянется гряда дюн, над тем и другим плывут клочья тумана. Видно не дальше чем на десять метров, от тишины звенит в ушах, и никого, ни единого живого существа рядом.

Подняв голову, обнаружил, что левое бедро у него забинтовано – крепко и умело.

И тут воспоминания хлынули потоком – ночь в учебном лагере, их попытка добыть «компас», выстрелы, рванувшая ногу боль и побег через «дырку», склонившаяся над ним Ингера…

Куда она делась, интересно? Перевязала, а затем бросила? Не может такого быть… Хотя что он на самом деле знает об этой девушке?

Одно хорошо – он в Центруме, а значит, в любой момент сможет вернуться домой, хоть прямо сейчас… Бросить ее, как бросила она его, и навсегда забыть об этой взбалмошной уроженке Сургана…

Слабость вынудила Олега уронить голову обратно на песок, он облизнул пересохшие губы, подумал о том, что сейчас отдал бы все, заплатил бы любые деньги за глоток воды! Нет, сил пока мало, надо подождать, отдохнуть и только затем рвать когти из этого мира.

Услышав протяжный, раскатистый скрип, в первый момент решил, что тот ему мерещится.

– Вот сюда, немного осталось, – донесся из тумана знакомый голос, и Олег встрепенулся. Ингера? Не бросила его?

В ложбинке между двух дюн из марева выступили две фигуры, одна повыше, другая пониже, и вторая толкала перед собой тележку, чьи колеса и издавали мерзкий скрип.

– А, вот он! И в сознании! – воскликнула девушка и кинулась к нему. – Ты как?

– Н-ничего… – сумел ответить Олег. – Это кто?

Следом за Ингерой шел старик-священник, судя по зеленой рясе и алому кушаку, принадлежавший к Ордену Дарующих Благо, самому древнему из всех, что входили в церковь Цада. Был он малоросл и сутул, лысина его блестела от пота, борода напоминала козлиную, но темные глаза смотрели зорко, а в движениях не ощущалось дряхлости.

– Отойди в сторону, девица, и не галди! – воскликнул старик голосом тонким и воинственным. – Как создал Владыка ваше племя бестолковым и суетливым, так за то не мне его судить, но ты-то понимать должна, где место твое, и не покидать его без нужды!

Ингера, к удивлению Олега, послушалась, безропотно отодвинулась, разве что шепнула ему на ухо:

– Это отец Силестр, он у Праведников Чужемирья служит, это церковь ближняя. Поможет нам.

Говорила она теперь по-цадски безо всякого акцента, словно родилась тут.

– А ты, муж, чья плоть от муки вопиет, тоже особо не вякай, когда я тебя осматривать буду, – сообщил священник, останавливая тележку и снимая с нее чемоданчик из темной кожи. – Я в своем приходе и предстоятель перед Божественным Оком, и пастырь, и судья, и лекарь…

Ну да, тут, в трущобах на окраине Лирмора, к югу от Серебрянки, только такой «батюшка» и выживет, другого местная голытьба уважать не будет, и в храм не пойдет, и ничего не поднесет.

В чемоданчике обнаружились бинты, скальпель и прочая медицинская приблуда.

– Повязку ты, девица, сделала как надо, – одобрил отец Силестр. – Так, а ну-ка…

Олег заскрипел зубами, когда священник начал отдирать присохшие к ране полоски ткани. Вновь накатило головокружение, туман над головой из серого стал ярко-желтым, а затем и вовсе алым.

– …не задета, это хорошо, – выплыл из гула крови в ушах фальцет отца Силестра. – Заражения нет, это тоже слава Владыке. Сейчас промою рану, а ты дай ему попить пока. Вон какой бледный муж-то наш раненый.

К губам Олега прижали горлышко фляги, и он сделал несколько глотков.