— Нет, лапочка, я завтра должен проводить одного хорошего человека на озеро Валенсия, — ответил Эспада. — Слышала про такое?

Как оказалось, слышала и даже видела. Ничего интересного там нет, так что пусть сеньор возвращается поскорее. Она будет ждать с большим нетерпением. Как залог этого, Миранда торопливо поцеловала дона Себастьяна и тотчас исчезла. Растаяла в полумраке коридора. Дон Себастьян закрыл за ней дверь на засов, прилег на кровать и глубоко задумался.

* * *

В жизни успех часто сопутствует тому, кто пришел первым. Не потому, что тот лучше, умнее или хотя бы сильнее второго, а просто за счет преимущества по времени. Первый пришел, все съел и побежал дальше по своим делам, а второй при всех своих достоинствах остался голодным. Такой логикой и руководствовался падре Доминик, разбудив дона Себастьяна еще до того, как солнце поднялось над местными скалами.

Началось все с осторожного, деликатного постукивания в дверь. Эспада и ухом не повел. Следующая попытка до него достучаться, уже более решительная, так же не возымела никаких последствий. Дон Себастьян, перегруженный впечатлениями и сомнениями вчерашнего дня, задремал только под утро и теперь спал как убитый. Призывы к нему, приглушенные толстой дверью, аналогичным образом остались без ответа. Другой бы вздохнул, примиряясь с очевидным, спустился бы в обеденный зал и позавтракал бы спокойно, ожидая пробуждения благородного идальго, но не таков был падре Доминик.

Где он раздобыл барабан, так и осталось загадкой. Дальнейшее же, напротив, общеизвестно. Заняв позицию под окном — под тем, что выходило на улицу, — он безошибочно выбил сигнал тревоги. «Подъем! Враг рядом! К бою!» Дон Себастьян оделся раньше, чем проснулся. Пробудился он уже в дверях, со шпагой в правой руке и плащом поверх левой. Нахлобученная на голову шляпа сидела кривее, чем обычно, а небрежно брошенный с вечера колет оказался надет шиворот-навыворот. Как тут же выяснилось, Эспада был не единственным постояльцем с военным прошлым. В коридор выскочили еще двое сеньоров, полуголых и вооруженных, а также один безоружный, в длинной ночной сорочке и чепчике с болтающейся впереди кисточкой. Все вместе они смотрелись очень живописно. Миранда, стоявшая у лестницы, звонко расхохоталась и объявила:

— Завтрак сейчас будет, сеньоры.

Не будь падре Доминик духовным лицом, то быть бы ему лицом потерпевшим, а то и вовсе великомучеником. В данном же случае пришлось удовлетвориться извинениями, которые монах тотчас и принес со всей учтивостью.

Умывшись и приведя себя в порядок, сели завтракать. По лукавым взглядам, которые Миранда непрестанно бросала в сторону разбуженных ветеранов, дон Себастьян заподозрил, что идея с побудкой не всецело принадлежала монаху. Впрочем, тот ни словом, ни жестом сообщницу не выдал, правда, и поглядывать в ее сторону избегал. Хотя, быть может, она просто смущала его. Бесхитростная блондинка воспринимала тезис о необходимости возлюбить ближнего своего слишком буквально. Ее любвеобильность волнами изливалась на всех и каждого, впрочем, выделяя дона Себастьяна как первого среди равных.

Падре Доминик был уже в том возрасте, когда на красоток принято только смотреть. Короткие седые волосы обрамляли тонзуру. Идеально белые, без единого темного волоска, они образовывали пушистый ореол. Округлая лоснящаяся физиономия и общая комплекция, тучность которой мало соответствовала бодрости и подвижности падре, недвусмысленно свидетельствовали, что по крайней мере чревоугодие святому отцу не чуждо. Ростом монах был по плечо дону Себастьяну. Белая мантия с черным плащом выглядели далеко не новыми, но чистыми и аккуратными.

— Где вы так барабанить научились, святой отец? — спросил один из ветеранов с длинными пышными усами.

— А я, сын мой, в Новый Свет войсковым капелланом прибыл, — неспешно ответствовал падре Доминик, деловито разбирая руками холодную курицу. — Так что музыку вашу знаю.

— Нашу? — переспросил дон Себастьян. — То есть вы уже не с нами?

Падре Доминик покачал головой.

— Я уже давно оставил эту службу, чтобы всецело посвятить себя обращению индейцев в истинную веру. Приходится поспешать, пока наши славные конкистадоры[26]не вытоптали все поле моей деятельности.

— Да уж, — усмехнулся усатый солдат. — Показали мы им на днях, что такое испанская ярость. Деревенек пять с землей сровняли.

— Шесть, — поправил его другой.

— Не, пять. Та, шестая, была походным лагерем. Вы уж простите, падре, что по вашему полю прошлись, но эти мерзавцы напали на испанское поселение.

— Враг должен быть разбит, — спокойно ответил на это падре Доминик. — Но души индейцев нужно спасти.

— Это, конечно, верно, — кивнул тот сеньор, что не так давно красовался в чепчике с кисточкой.

Теперь он был одет как настоящий франт. Один камзол с лентами, манжетами, бантами и самыми настоящими, некрашеными, серебряными пуговицами стоил, наверное, побольше, чем весь гардероб дона Себастьяна. Взглянув на него, и не скажешь, что это — самый обыкновенный артиллерист. Или — если, конечно, верить его вчерашнему бахвальству — пушкарь необыкновенной меткости, но при всей своей несравненной точности не попавший даже в капралы.

— Это верно, — повторил артиллерист. — Но, падре, еретики — они ведь могут, конечно, обратиться в истинную веру, но могут и упереться. А вот когда они надежно заперты в аду, от них уже никакого вреда не приключится.

— Это сейчас, — возразил падре Доминик. — Когда придет время Армагеддона, все нераскаявшиеся грешники встанут в ряды дьявольской армии. Судя по тому, что я вижу вокруг, у него и без того будет немалый численный перевес.

Сказано это было без строгости и назидания, лишь с ноткой затаенной грусти в голосе, но все как-то разом вдруг утратили интерес к вину, до того столь щедро разливаемому по кружкам. Заметив это, монах тотчас произнес тост за грядущие победы над злом — как нынешние малые, так и окончательную всеобщую — на чем завтрак и завершился. Из кухни галеоном выплыла матрона. Выглядела она не так бодро, как Миранда, но держалась по-прежнему властно и уверенно, как и подобает флагману. Доброго утра всем пожелала бесплатно, но деньги за завтрак стребовала сразу. Не грубо, а как-то так между делом, но раскошелиться пришлось всем.

Дон Себастьян и падре Доминик стали собираться. Матрона, вместе с Мирандой убирая со стола, поинтересовалась, не нужно ли им съестных припасов в дорогу. Все-таки до Валенсии даже по прямой будет двадцать лиг, а тем извивам, что выписывали местные пути сообщения, любая змея позавидовала бы, так что не меньше двадцати пяти выйдет.

— Двадцать семь с половиной, — со вздохом уточнил падре Доминик. — Долог путь к трудам праведным, и благословен будет тот, кто на этом пути протянет идущему руку помощи.

Руку помощи матрона протянула им не бескорыстно, но и лишнего не взяла. Если бы дон Себастьян покупал то же самое в лавках Старого Света, то заплатил бы раза в полтора, а то и вдвое дороже. Миранда украдкой, но так, чтобы Эспада заметил, сунула ему в дорожную сумку фляжку с вином, заговорщицки при этом подмигнув. Дон Себастьян не остался в долгу и, забирая сумки, вложил в ее маленькую ладошку монету. Девушка задержала ладошку в его руке — ровно настолько, чтобы дон Себастьян усомнился в том, что ему столь уж необходимо продолжить путешествие, — и только потом мягко ее отняла.