– Сколько им?

– Они еще маленькие, старшие ходят в начальную школу.

Алекса вздохнула с облегчением, когда двери лифта открылись. Ей не хотелось говорить ни об отце, ни о его новой семье. Ее рана так и не затянулась.

– Поедем на пляж прямо сейчас? – спросила она, когда они шли к машине.

– По-моему, хорошая идея.

– Правда? А я думала, что у меня бывают только плохие идеи, – отшутилась Алекса.

– Ну, еще посмотрим, во что она выльется, – улыбнулся Брейден.

* * *

Оставив машину на набережной, они с Брейденом прошли три квартала пешком по узкой, посыпанной гравием дорожке. Пара велосипедов, прикованных к деревянному забору, напомнила Алексе тот последний день на пляже и единственный поцелуй Брейдена.

Брейдена, похоже, воспоминания не тревожили, уж слишком стремительно и целеустремленно шагал он впереди нее.

Когда они вышли на пляж, Алекса вздохнула от удовольствия. Она всегда любила океан, шум волн, накатывающих на песок, пронзительные крики птиц, пикирующих в море за пропитанием, и тонкую водяную пыль, оставлявшую на губах соленый привкус.

Даже в этот будний день пляж не пустовал. Не всем хотелось дожидаться конца недели и законных выходных. Вдоль прибоя гуляла рука об руку пожилая пара, совсем юная парочка пыталась запустить воздушного змея, отец семейства бросал детям фрисби[7], одинокий мужчина швырял теннис-ный мячик своей собаке, та со счастливым визгом бросалась в воду и с мячиком в зубах возвращалась к хозяину.

Алекса медленно брела по песку, глядя под ноги. В детстве она много часов провела на этом пляже в поисках обточенного волнами стекла, которого было много на местном побережье. Острое сожаление кольнуло сердце, когда она вспомнила, как мечтала превратить красивые стеклышки, отшлифованные морем, в необычные украшения. Свои последние находки она оставила в тетином доме, интересно, сохранились ли они.

Расстояние между ней и Брейденом увеличивалось, и не только визуально. Исчез проглянувший ненадолго легкомысленный парень, поддразнивавший ее за плохие идеи. С тех пор как они приехали на пляж, Брейден хранил ледяное, чуть ли не враждебное молчание. Он будто превратился в сжатую пружину и почти бежал вперед, позабыв о своей спутнице, и о чем бы он сейчас ни думал, мысли явно его не радовали. Что же так резко изменило его настроение?

Алекса бросилась вдогонку и уже почти настигла его, когда он резко остановился, схватился за ногу и осел на песок.

Она опустилась на колени рядом с ним.

– Что с тобой?

Сжимая правое бедро, Брейден скривился от боли и проскрежетал сквозь зубы:

– Судорога.

– Я могу чем-нибудь помочь?

Он покачал головой.

– Само пройдет.

Больно было видеть его страдания, но у нее не было с собой даже бутылки воды, и она, чтобы хоть чем-то помочь, потянулась помассировать сведенную судорогой мышцу. Однако Брейден оттолкнул ее руку.

– Не надо.

– Прости.

Ей оставалось лишь ждать. Напряжение постепенно отпускало его, и наконец он сел, поморщившись, вытянул ногу.

– Тебе легче?

В его глазах плескались боль и уязвленная гордость. Он всегда терпеть не мог выглядеть слабым.

– Да.

Алекса устроилась на песке поудобнее.

– Знаешь, это напомнило мне праздник Четвертого июля.

– Ты о чем? – проворчал Брейден.

– Помнишь бег парами, когда ногу одного бегуна привязывали к ноге другого? Ты потянул подколенное сухожилие и не желал признаваться, что тебе больно. Настоял, чтобы мы добежали до финиша, уж очень хотел победить.

– И мы победили.

– Да, но потом ты целый месяц не мог ходить, – напомнила Алекса.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что ты упрям и не признаешься, когда тебе больно.

– Ладно, признаюсь. Мне больно.

Алекса склонила голову, задумчиво глядя на него. Пожалуй, пора рискнуть и задать еще один важный вопрос.

– Брейден, что с тобой случилось? Как ты был ранен?

Он долго колебался.

– Мы попали под обстрел… Меня ранило осколками. Один из них порвал мышцу.

– Только ты пострадал?

– Нет. Несколько человек погибло.

Алекса почувствовала по его тону, что Брейден потерял кого-то близкого.

– Среди них были твои друзья?

– Да. Но я не хочу о нем говорить.

– Может быть, тебе станет легче. Просто назови мне его имя.

Брейден вздохнул.

– Пит Коннорс.

Имя показалось Алексе знакомым.

– Ты в детстве ошивался с каким-то Питом. Это, случайно, не он?

– Он самый. Мы вместе выросли, вместе записались в армию, мы много чего делали вместе. Но я вернулся, а Пит нет. – Брейден отвернулся к воде, помолчал. – Его родители даже смотреть на меня не могут… и жена тоже. Они все пытаются понять, почему я выжил, а он – нет. Я сам задаю себе тот же вопрос.

– Мне очень жаль, Брейден. – Алекса могла предложить ему лишь сочувствие, понимая, как разозлили бы его любые банальности.

Брейден пожал плечами с напускным безразличием, но она чувствовала, что его душевные раны очень глубоки, и он не собирается выставлять их напоказ.

– Я рада, что ты вернулся. Если тебе как-нибудь захочется поговорить, я выслушаю.

– Этого не будет.

– Ну, если вдруг, я…

Алекса осеклась, и Брейден прищурился.

– Чуть не сказала, что будешь рядом? А ты ведь не можешь это пообещать, верно?

Брейден долго смотрел на нее, и она не могла догадаться по выражению его лица, о чем он думает. Алекса решила сменить тему.

– Как твоя нога?

– Еще минута, и все будет нормально.

– Ты практически бежал по пляжу. К чему такая спешка?

– Не знаю.

Алекса ему не поверила.

– Да что ты говоришь? Не знаешь? Лично у меня есть соображения на этот счет.

– И, как я понимаю, ты собираешься поделиться ими со мной, – сухо заметил Брейден.

– Оказавшись на пляже, ты вспомнил прошлое, а тебе этого совсем не хотелось. Ты подумал, что сможешь обогнать свои мысли… как раньше. Когда мы приходили сюда детьми, я всегда знала, если ты тревожился об отце, потому что ты пытался уговорить меня побежать куда-нибудь.

– Может, я просто любил бегать.