— Ты меня слышишь, щенок?! — взревел оставленный без ответа магнат.

Я б его даже обнял за то, что он так орет, но слабость еще не прикрутилась до отметки «могу стоять», потому выдал жалкое:

— Аф.

Верхова рассмеялась внезапно и так громко и весело, что я заразился ее весельем. Отпустило сердце, я сидел и хихикал, как конченый придурок, а смех набирал обороты с каждым звуком, пока мы уже вдвоем не заливались с Алинкой неуправляемым безудержным хохотом. Чувствовал себя идиотом, знал, что сейчас с меня спустят шкуру, но остановиться не мог. Алинка хохотала над моей выходкой или своим отцом – ее дело, меня же просто попустило после того как нешуточно так приложило мозгом о черепушку. Нервный такой неуправляемый хохот облегчения.

За шкирку меня-таки выкинули в коридор две здоровые пятерни разъяренного магната. Я шмыгнул носом, последний раз весело хрюкнул и затих, размазанный по стенке около двери комнаты девчонки. Верхов когда-нибудь сделает их меня фотообои, как пить дать.

— Я еще раз задам тебе вопрос. Как. Ты. Тут. Оказался? — выцедил мужик, так близко склонившись к моему лицу, что чтобы взглянуть в его глаза, приходилось бегать от одного к другому своими. Зато рассмотрел: карие. Ничего особенного. Злые невъебенно, но приговора в них не прочитал.  — Отвечай! — встряхнул меня ощутимо.

— У меня свои ходы, — скрывать смысла не видел. Мог сказать, конечно, что залез в окно, но зачем? Он умный, играть с ним опасно. Такие уважают правду, смелость и наглость. — Вам их не перекрыть.

Он вроде и не прищурился, а зрачки, собравшиеся прицельно в точки, заметно сузили разрез его глаз.

— Дерзишь… — постановил очевидное.

— То ли еще будет.

Он меня отпустил, шагнул в сторону, давая отлипнуть от стены, постоял пару секунд и пошел по коридору прочь. Через несколько шагов, не оборачиваясь, рыкнул:

— Пять минут. Потом поговорим, — показал через плечо растопыренную пятерню.

Ну ок. Меня это устраивало.

Открыл дверь и вошел в комнату Алинки. Она сидела на кровати, сложив ноги по-турецки. Сел рядом, не спрашивая разрешения.

— А ты самоубийца. Иди просто дурак, — заулыбалась так искренне и открыто, что я уже и не мог понять, почему вообще решил, что «Че приперся?» относилось ко мне. Видел же, как она в лице переменилась, словно подобралась вся перед этим вопросом.

Проблемы отцов и детей налицо.

— И то, и то, чего уж мелочиться, — усмехнулся. — Сейчас выйду из клиники, закатает в цемент и в Москву-реку спустит.

— Он может, — кивнула, пытливо рассматривая меня, словно первый раз видит. Протянула руку к пупсу и снова обняла его. — У меня никогда не было кукол. Спасибо, Вит.

— Не было кукол? — не поверил. — У каждой девчонки их несколько. У моей сест…  — заткнулся, снова почувствовал панику. Что я несу?!

— У меня не было мамы, она умерла при родах. Так, няньки и папкины шлюхи. На одной из них он женился, — скривилась и отвернулась.

— Иди ко мне… — притянул к себе девушку. Она доверчиво уткнулась мне в плечо подбородком. Чисто маленькая девочка, даром что буфера — просто атас. Погладил по волосам, коснулся их губами. — Если выживу, приду еще. Если нет — кинь как-нибудь венок на воду, — пошутил мрачно.

Она промолчала, а потом отстранилась и выпрямилась, как палка, а я услышал шаги за дверью. Папаша вернулся.

— Выйди, — открыв дверь, кивнул мне в коридор.

Я встал, наклонился к девчонке и легко поцеловал ее в щеку:

— Принесу тебе еще что-нибудь, — подмигнул с улыбкой.

Подошел к магнату, перегородившему дорогу, выдержал его тяжелый изучающий взгляд, внезапно лукавую ухмылку. Он отступил в сторону на полшага, приоткрывая проход, в который я вышел, не просачиваясь бочком, а подвинув мужика плечом.

…Верхов-старший появился минут через десять. Я уже пару раз покурил, глядя на его машину с двумя крепкими парнями-телохранителями. И захотел бы уйти, не дали бы. Так что ждал спокойно, понимая, что лимит наглости в этой жизни я взял в кредит, и пришло время платить проценты.

— Борзый, значит… — остановился он рядом. — Гром Виталий Семенович. Идейный дурак ты, парень.

— Ну вы же в курсе: в России две проблемы — дураки и дороги. Одну проблему можно решить асфальтоукладочным катком, а что делать с дорогами — непонятно.

Верхов заржал, запрокинув голову, я аж вздрогнул. А когда хлопнул меня по плечу, чуть не присел — рука тяжелая и крепкая, как вылитая из чугуна.

— Поехали, — приказал, когда отсмеялся, уже совсем другим голосом.

— Я на машине.

— Отгонят, — так за плечо железной хваткой и отбуксовал меня в свой грободжпип, бросив одному из телохранителей: — На его машине поедешь.

Парняга кивнул и уставился на меня. Я нехотя протянул ему ключи и кивнул на бэху:

— Там механка барахлит и…

— Разберется, — отсек Верхов. — Трогай, — сказал уже водителю.

* * *

Хорошо, что нам с Оксаной не пришлось таскать в подвал все эти сломанные стулья и строительный хлам. Она просто попросила разрешения снять с лекций пятерых парней, и дело пошло весело и споро. Завхоз выделил мне новенький письменный стол, любовно гладил его по столешнице и приговаривал, чтобы я его берегла «а не как некоторые». Уж не знаю, кого он имел в виду. Кресло мне тоже притащили, и вполне сносное, хотя и очень не новое. Зато оно крутилось, и на его спинку можно откинуться.

Техничка подмела и пообещала вымыть пол и окно уже на утро — ее рабочий день закончился. И я тоже была рада уже уйти домой — устала стоять, пока длилась вся эта вакханалия. Это был один из тех дней, когда царствует хаос, и из него вроде что-то в итоге рождается, но ты ничего и не сделал для этого, зато устал, будто фуры грузил. Лень было даже выходить из электрички на своей станции.

Через парк шла медленно. Ещё не было поздно, на лавках сидели люди, и меня просто прижимало к земле, так вымоталась. Легла бы прямо здесь и уснула. Тяжело опустилась на свободную скамью и откинулась на спинку. Прижав сумку к боку, взялась за ручки и закрыла глаза.

Мне бы только десять минут посидеть, воздухом, который здесь чище, чем в Москве, подышать, раз погода разгулялась и уже больше не обещала холодных неожиданностей. Чуть-чуть сил набраться, и чтобы ноги так и спина не болели, что аж коленки ломит…

— А я тебя жду… — раздался смутно знакомый голос.

Я выпрямила запрокинутую голову, повернулась на звук и открыла глаза. А в следующее мгновение меня смело с лавки — это был… я забыла, как его называл Виталя… Крош, кажется. Заозиралась, пятясь и уже готовясь закричать, набрала в грудь воздуха, но он встал со скамейки и поспешно шагнул от меня, выставив руки:

— Подожди, подожди, не кричи! Я ничего плохого, правда! Ма-Марина, не б… не бойся… — он, кажется, испугался больше меня, аж заикаться начал.