союзе трех держав. Идея потрясающая: генералы должны заняться согласованием оперативных планов, раскрыть при этом совершенно секретную информацию о составе, вооружении, сроках мобилизационной готовности своих армий, даже не будучи уверенными в том, что в будущей войне им предстоит быть союзниками, а не врагами! Но «упорство, фанатизм, почти истерия» оказались настолько сильны, что уже на следующий день, 24 июля, в Лондоне и Париже заявили о готовности начать переговоры с целью заключения военной конвенции.

Через два дня после этого, 26 июля, высокопоставленный чиновник МИДа Германии Карл Шнурре приглашает советского поверенного в делах Астахова и торгпреда Бабарина на обед. Судя по отчету, обед затянулся до полпервого ночи. В ходе беседы германский представитель заявил: «Несмотря на все различия в мировоззрении, есть один общий элемент в идеологии Германии, Италии и Советского Союза - противостояние капиталистическим демократиям. Ни мы, ни Италия не имеем ничего общего с капиталистическим Западом. Поэтому нам кажется довольно противоестественным, чтобы социалистическое государство вставало на сторону западных демократий. Что может Англия предложить России? Самое большее - участие в европейской войне, вражду с Германией, но ни одной устраивающей Россию цели.»

3 августа Астахова принял уже сам министр иностранных дел Германии Риббентроп. На этот раз место вопросов заняли достаточно понятные предложения: «Если Москва откажется от политики, направленной против жизненных интересов Германии, то от Балтийского до Черного моря не будет проблем, которые мы совместно не сможем разрешить между собой».

Как кошка с мышкой

12 августа в Москве состоялось первое заседание представителей военного командования Англии, Франции и СССР, и уже 14 августа нарком Ворошилов ошарашил своих партнеров следующим заявлением: «Предварительным условием наших переговоров и совместного договора между тремя государствами является пропуск наших войск на польскую территорию через Виленский коридор и Галицию и через румынскую территорию. Если этого не будет, если этот вопрос не получит положительного решения, то я сомневаюсь вообще в целесообразности наших переговоров». То, что польское руководство не согласится на появление Красной Армии на своей территории, было абсолютно ясно всем. Более того, с 17 апреля по 14 августа этот вопрос ни разу не был озвучен советской стороной в ходе политических переговоров. Теперь же его, причем в ультимативной форме, поставили перед военными делегациями, которые при всем желании не могли принять решение за польское правительство.

Стенограммы переговоров давно опубликованы. Это печальное, но поучительное чтение. Представители старейших демократий Европы оказались беспомощными детьми перед лицом циничных мошенников. В первые минуты «полезные идиоты» ничего не поняли и бросились убеждать своих партнеров, что никто и не ждет от Советского Союза непосредственного участия сухопутных сил в боевых действиях (предложения, содержавшиеся в инструкции английской военной миссии, предполагали поставки советского вооружения и транзит вооружения союзников через территорию СССР в Польшу, обеспечение военной промышленности советским сырьем, совместные действия флотов на Балтике), но Ворошилов был непоколебим. Никаких полумер! Советский Союз готов сражаться за свободу Польши всей мощью своей армии - надо только пустить эту армию на польскую территорию!

Очарованные такой решимостью, англо-французы так и не поняли, что вопрос уже решен и разговоры о переговорах нужны Кремлю лишь для одной-единственной цели - окончательно «дожать» Гитлера. А тому было от чего испугаться. В середине лета 1939 года Германия имела 46 пехотных дивизий (включая моторизованные) против 120 стрелковых и 16 кавалерийских в Красной Армии. По числу танков превосходство было шестикратным; если же под словом «танк» понимать бронированную гусеничную машину, вооруженную хотя бы малокалиберной 37/45-мм пушкой, то новорожденный вермахт уступал Красной Армии в 20 раз (700 против 14 тысяч).

Вооруженные силы Польши, Франции и Великобритании были существенно меньше советских, но в совокупности они увеличивали военную мощь потенциальных противников Германии еще в 1,5-2 раза. При таком соотношении сил война против объединенной коалиции трех мировых держав (СССР, Франция, Великобритания) означала для Германии гарантированное самоубийство. Но и отказаться от войны в августе 39-го Гитлер уже не мог и не только потому, что он так часто и так громко кричал о «чудовищном угнетении немецкого меньшинства в Польше». Экономическое чудо «национал-социалистической революции» имело свою цену - в Германии уже не хватало еды. С сентября 39-го по февраль 40-го года запасы зерна измерялись цифрами порядка 60 килограммов на человека (по современным нормам ооновских организаций нормальное потребление - это 1000 килограммов на человека в год). Германия была на пороге голода, и на этом пороге она стояла (лежала?) с золотым запасом в 17 тонн (в 600 раз меньше, чем было тогда в США, или в 200 раз меньше, чем в сегодняшней ФРГ).

Финансовая система Германии была разрушена до основания. Гигантский государственный долг (60 миллиардов марок) более чем в 100 раз превышал совокупные золотовалютные запасы страны. «Экономическая катастрофа становилась совершенно неизбежной. Создавалось такое положение, из которого только “прыжок в войну” мог считаться единственным спасением», -напишет позднее Мюллер-Гиллебранд. Прыгать без согласия Сталина было некуда, и поэтому тон и слог телеграмм, которые сыпались из Берлина в немецкое посольство в Москве, становился все более и более истеричным.

Телеграмма № 175 от 14 августа:

«Очень срочно. Лично послу.

Я прошу Вас лично связаться с господином Молотовым и передать ему следующее. Сегодня германо-советские отношения пришли к поворотному пункту своей истории. Решения, которые будут приняты в ближайшем будущем в Берлине и Москве по вопросу этих отношений, будут в течение поколений иметь решающее значение для германского и советского народов. Кризис в германо-польских отношениях, спровоцированный политикой Англии, а также британская военная пропаганда и связанные с этим попытки создания [антигерманского] блока делают желательным скорейшее выяснение германорусских отношений. В противном случае независимо от действий Германии дела могут принять такой оборот, что оба правительства лишатся возможности восстановить германо-советскую дружбу и совместно разрешить территориальные вопросы (подчеркнуто мной. - М.С.), связанные с Восточной Европой. Имперский Министр иностранных дел фон Риббентроп готов прибыть в Москву с краткосрочным визитом, чтобы от имени фюрера изложить взгляды фюрера господину Сталину.»

Телеграмма № 179 от 16 августа :

«Срочно. Лично господину послу.

... Фюрер считает, что, принимая во внимание настоящую ситуацию и каждодневную возможность возникновения серьезных инцидентов (в этом месте, пожалуйста, объясните господину Молотову, что Германия полна решимости не терпеть бесконечно польские провокации), желательно общее и быстрое выяснение германо-русских отношений и взаимное урегулирование актуальных вопросов.