– Товарищ старший лейтенант, – одернул меня сержант, – не пыхтите так сильно. Немцы рядом.

Черт, я что, действительно шумлю больше всех? Мало того что я не привык к такому способу передвижения и выбился из сил, так мне надо еще и за дыханием следить! Но постепенно, приглядываясь, как ползут профессионалы, я приноровился повторять их движения, и оказалось, что ползанье – не такое уж и утомительное занятие. Правда, автомат у меня висел на спине, в отличие от разведчиков, держащих оружие в руках. Но ничего, со временем научусь и этому.

Приблизившись к немецким позициям, мы изменили темп движения. Теперь каждые пятьдесят метров разведчики останавливались и долго прислушивались. К счастью, опасности пока не было. В крайнем случае, если нас засекут, мы сможем по телефону скорректировать огонь минометов и успеем отойти обратно. Но все обошлось, участок действительно оказался спокойным. Стрельбы здесь почти не было, осветительную ракету немцы запустили только один раз, и то далеко в стороне, так что мы даже не останавливались. Все время попадались заросли кустарников и небольшие рощицы, поэтому уже метров через триста после пересечения передовой мы встали и дальше пошли пешком, лишь немного пригнувшись.

Обещанная Весельчаковым роща действительно стояла на бугорке. Хотя в темноте сам холмик не было видно, но мы почувствовали, что тропинка пошла в гору. Несмотря на темноту, старожил этих мест уверенно подвел нас к большому дереву. Дойдя до цели, я вздохнул с облегчением, потому что провод в катушке уже заканчивался.

Скинув сапоги и аккуратно положив автомат, я ухватился за толстую нижнюю ветку и начал карабкаться на дерево. Артиллерист, не снимая со спины катушку, полез за мной. Уже минут через пять он сидел на самом верху и поудобнее устраивал телефон в развилке ветвей. Когда мне удалось забраться на соседнюю с ним ветку, лейтенант доложил мне, что связь работает, цель обнаружена и опознана, а дивизион готовится начинать пристрелку.

– Ну, приступай, Гусев, задай жару фрицам, – подбодрил я артиллериста. Мне же осталось только достать старый потрепанный бинокль и наблюдать за происходящим.

Естественно, никакого хутора я в темноте не нашел. Младлей несколько раз показывал мне направление, куда надо смотреть, пока я случайно не заметил несколько огоньков, почти незаметных за стеной деревьев. В бинокль стали видны темные строения с освещенными окнами и серые фигурки солдат, расхаживающие вокруг.

– Вот немцы сволочи, не заботятся о светомаскировке. Ну мы им сейчас подсветим, – бурчал я, довольный, что пока все складывается удачно.

Свиста снаряда с такого расстояния было не слышно, поэтому сначала я заметил яркую вспышку, чуть не ослепившую меня через стекла бинокля. Секунд через пять долетел грохот разрыва, и сразу же, но уже потише – буханье от выстрела гаубицы.

– Перелет двести тридцать. – При десятикратном увеличении оптики дистанция полтора километра это не расстояние. Хутор был виден как на ладони, и артиллерист спокойно корректировал огонь своего орудия.

Секунд через двадцать за лесом снова вспыхнуло, но я уже смотрел без бинокля. Теперь снаряд лег всего метрах в тридцати от цели, и в третий раз отстрелялся уже весь дивизион. Стена огня накрыла цель, и я засомневался, что там кто-нибудь может выжить. Как и обещал капитан, всего по хутору произвели двенадцать залпов. Теперь вместо сплошной стены огня осталась только россыпь огоньков, отсюда кажущихся игрушечными – догорали остатки домов и сараев, разбросанных взрывами по окрестностям.

Уже спускаясь вниз, я решил, что обратно лучше не идти – всполошенные ночным обстрелом немцы наверняка усилят бдительность. А вот прогуляться в сторону штабных развалин не мешало бы. Разведчики согласились со мной, что там нас может ждать много интересного, и мы трусцой отправились к хутору, ориентируясь по отблескам пожара.

Уже на подходе стали слышны взрывы со стороны села, которое сейчас должен был осаждать наш батальон. Моего скромного опыта уже хватало, чтобы отличить разрывы больших снарядов и маленьких мин ротных минометов. Потом добавилась трескотня пулеметов, сильно ослабленная расстоянием.

Прежде чем выходить к хутору, расположенному на открытой поляне, мы залегли в зарослях и внимательно его осмотрели. Целых строений, естественно, не осталось. Повсюду были разбросаны горящие бревна и доски, виднелись остовы сгоревших легковушек и грузовиков.

Как можно было ожидать, почти все обитатели фашистского логова погибли или были тяжело ранены. Несколько выживших, видимо находившихся в дозоре, хлопотали вокруг развалин, вытаскивая уцелевших офицеров. Заслышав шаги со стороны своих позиций, они ничего не заподозрили, а немецкая форма позволила нам спокойно приблизиться метров на тридцать. Ну, а больше ничего и не требовалось. Семь автоматов с близкой дистанции, когда противник не ожидает нападения, не оставляли немцам ни единого шанса.

Бойцы разошлись парами, чтобы отыскать выживших, и хлопки выстрелов говорили о том, что такие здесь еще были.

К счастью, раненый офицер, которым немцы занимались перед нашим приходом, сидел в сторонке в тот момент, когда мы открыли огонь, и наши пули его не задели. Я подошел к нему, настороженно озираясь по сторонам – в развалинах могли скрываться недобитые фашисты.

В знаках различия вермахта я не разбирался, но, судя по роскошным погонам, пленный был высокого ранга. Это хорошо, как и то, что его раны на плече и на голени, очевидно, были не опасны для жизни.

Офицер тут же начал что-то быстро рассказывать, показывая на себя. Видимо, доказывал, что он важная птица, которую не нужно убивать. Насколько я уловил из его бормотания, он был полковником и начальником штаба дивизии.

Убедившись, что опасности нет, я достал ракетницу и выпустил сигнальную ракету желтого цвета, показывая, что здесь свои. Об этом мы заранее условились с Ивановым. Хотя по первоначальному плану после корректировки артогня я должен был возвращаться обратно тем же путем, каким пришел, но запасные варианты отхода мы тоже предусмотрели. В ответ над лесом, меньше чем в километре отсюда, взлетела зеленая ракета. Это означало, что наш отряд уже на подходе. Тем временем бойцы уже закончили зачистку остатков хутора и теперь разошлись дальше, проверяя, не осталось ли дозорных поблизости.

Вдруг один из разведчиков стремглав помчался ко мне. Я тут же упал за ближайшее бревно и выставил автомат, ожидая, что по нам вот-вот начнут стрелять.

– Товарищ старший лейтенант, там… там… – боец не мог подобрать слова, – там такое.

Я встал, стряхнул пепел, прилипший к одежде, и спросил:

– Опять мирных жителей убили?

– Да, там, в овражке… лежат… весь хутор… всех расстреляли… даже не закопали.

Судя по скривившемуся лицу полковника, он прекрасно понял, о чем идет речь, и опять быстро забормотал, видимо, оправдываясь.

– Вот сволочи! – Я глубоко вздохнул несколько раз и скомандовал: – Боец, смотрите внимательно вон туда, – и махнул рукой в сторону леса, после чего изо всех сил пнул немца по раненой ноге.