— Сейчас я княгиня Аркадии. — Лейлин могла лишь шептать. Она прижималась головой к груди Мелвина. Очевидно, Мадрог все же услышал ее. Между его бровями залегла глубокая морщина. — Я прикажу, чтобы вас не преследовали.

Комендант задумчиво почесал бороду.

— Посмотрим… — Он поглядел на полуэльфа. — Если ты, ненормальный волк, еще раз свалишься мне на голову, обещаю, что скорпион ужалит. Все будет как в Фейланвике.

Мадрог улыбнулся Мелвину улыбкой, похожей на оскал медведя. А потом повернулся и пошел обратно в охотничий замок.

Дверь в комнату для игры в фальрах распахнулась.

— Кадлин из Фьордландии и архитектор Гундагер, — натянуто провозгласил гофмейстер.

Эмерелль на миг задремала. Она устало подняла голову. Королева сидела на стуле с высокой спинкой перед роскошным столом для игры в фальрах, занимавшим большую часть комнаты. Вчера войско троллей достигло Шалин Фалаха. Только широкое ущелье отделяло их теперь от Сердца Страны. Конец был близок.

— Перед королевой опускаются на колени, — услышала она шепот гофмейстера.

— Я ни перед кем не становлюсь на колени! — упрямо ответила молодая женщина.

Архитектор же послушался приказа.

— С гофмейстером не спорят…

Эмерелль перебила Альвиаса, махнув рукой.

— Оставь. Мы ведь знаем фьордландцев, Альвиас.

— Если мы начнем делать исключения, весь придворный церемониал нарушится, — спокойно произнес гофмейстер, но в глазах его читались тревога и гнев.

— Сойдемся на том, что церемониал распространяется только на детей альвов. — Она слишком устала, чтобы спорить, слишком устала даже для того, чтобы отдавать приказы. И о чем вообще речь? Завтра в этот час могут погибнуть все церемонии эльфийского двора.

Эмерелль смотрела на Кадлин. Рыжие волосы и упрямый взгляд девушки напомнили ей Мандреда. На гостье было простое голубое шелковое платье, которое очень шло ей. В руках она держала небольшую потертую книгу.

— Я слышала о твоем героическом поступке. — Язык фьордландцев не лился с губ эльфийки плавной речью. Слишком давно она им пользовалась.

По лицу рыжеволосой пробежала короткая ухмылка. Казалось, она рада, что с ней говорят на родном языке.

— Архитектор, поднимись. Ты выказал свое почтение. Довольно.

Эмерелль велела принести меч Кадлин и исследовала его вместе с Алатайей. В оружии не было ничего магического. В нем не было вообще ничего особенного. Меч был выкован из плохо переплавленного железа. В бою против клинка из серебряной стали эльфов он раскрошился бы на куски. Возможно, именно это несовершенство и убило ши-хандан. Алатайя придерживалась мнения, что меч посвящен одному из человеческих богов и ни одно создание Альвенмарка не в силах постичь этого.

— Кадлин и Гундагер, вы желали увидеть меня. Чего вы хотите?

Девушка протянула королеве книгу.

— Архитектор знает, откуда взялись ши-хандан. Он знает человека, который их создал. Его зовут брат Жюль. Он священнослужитель Тьюреда.

Гундагер застонал. Лицо его стало серее пепла, словно он страдал от невыносимой боли.

— Прошу тебя, посмотри эту книгу.

Архитектор зашатался. Альвиас подошел и подхватил мужчину прежде, чем тот упал.

Эмерелль поднялась. Обошла стол для игры в фальрах и опустилась на колени. Руки ее обхватили виски Гундагера, часть его боли она взяла на себя. Она ощутила чужую силу, которой был отмечен архитектор… И близость смерти. Королева ввязалась в молчаливый бой. Эмерелль слышала, что говорит Кадлин, но не могла уловить смысла слов. Ей приходилось использовать всю мощь, чтобы противостоять тому, что хотело убить Гундагера. Левая рука ее сжимала камень альвов, который королева носила на груди. Эльфийка чувствовала, как что-то шевелится в глубине головы архитектора. Что-то, пронизанное магией, злобой и голодом.

Гундагера сотрясали судороги. Из глаз выступила кровь. Эмерелль почувствовала, что по ее щекам тоже бегут теплые слезы. Она ощутила, как извиваются создания в голове архитектора, как они поедают мозг. Боль и отвращение овладели ею. Она осознала, как долго страдает человек от этой пытки, поняла, какой вред нанесен, как приветливый, открытый молодой человек превратился в чудака, чьих неожиданных вспышек злобы боялись все, кто с ним общался.

Королева не могла восстановить то, что разрушили злокозненные порождения магии. Но могла разделить боль с Гундагером, могла убить этих созданий, одного за другим. Казалось, немая дуэль длилась не один час. Эмерелль была на грани истощения, когда покрытые слизью черви выползли из носа архитектора. Толстые, размером почти с палец новорожденного младенца.

Королева подняла их, подошла к жаровне, согревавшей комнату, и щелчком отправила на раскаленные уголья. Зашипев, бледные тела исчезли.

Эмерелль знала, кто это сделал. Она устало оперлась на край стола для игры в фальрах. Поступать так было неразумно. Завтра, когда начнется сражение, ей понадобятся все силы.

Кадлин очень сильно побледнела. Девушка смотрела на королеву расширенными от ужаса глазами.

— Что с ним было? Он поправится? Такие черви еще остались? И…

Королева небрежным жестом оборвала поток вопросов.

— Черви мертвы, но исцелился ли он, можно будет сказать лишь через некоторое время. Похоже, давным-давно он повстречался с существом очень сильным и невероятно злобным. С девантаром. Поразительно, что Гундагер прожил так долго. И я не понимаю, почему девантар так поступил с ним. — Она махнула рукой Альвиасу. — Пусть принесут носилки. И позаботься о том, чтобы архитектору предоставили хорошую комнату.

— Спасибо. — Кадлин была тронута. — Я в долгу перед тобой…

— Нет! — перебила девушку Эмерелль. Ей хотелось остаться одной. Встреча со злобой девантара лишила ее последних сил.

— Он единственный человек, оставшийся со мной в этом чужом для меня мире. Что бы ты ни говорила, я перед тобой в долгу.

В комнату вошли два молодых воина с носилками. Они подняли лежавшего без сознания архитектора. Кадлин положила книжицу на край стола для игры в фальрах. Все это время девушка держала ее в руках. Несмело взглянула на Эмерелль.

— Там ты найдешь ответ на вопрос о том, когда он повстречался со злом и откуда взялись призрачные псы, — произнесла охотница. А затем двинулась за воинами, уносившими Гундагера.

Эльфийка прислушалась к шагам, стихшим в огромном пустом дворце. Гофмейстер все еще стоял в дверях, ненавязчиво, готовый исполнить любое ее желание.

— Сегодня я больше никого не приму, Альвиас. Вели передать командующему, что завтра я приду к Шалин Фалаху за час до восхода солнца. Мое войско не будет сражаться без меня.

— Да будет так, — ответил гофмейстер, и по его голосу нельзя было понять, что он думает о ее решении.