Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для блокады Сен-Клу был оставлен отряд прикрытия с артиллерийской батареей, в то время как основная часть бургиньонов продвигалась к Монруж, тогда небольшой, окруженной виноградниками, деревне к юго-западу от Парижа. Там они выстроились в боевой порядок на равнине с видом на город. Бургиньоны оставались в Монруж с 21 сентября до конца месяца. Перед ними, в двух милях, находились старые крепостные стены Филиппа II Августа и обнесенный стеной Сен-Жермен. Они сожгли окрестные деревни, разграбили сельские особняки парижан и отправили конные отряды к воротам города, чтобы прощупать оборону. Стены Парижа с южной стороны были старыми и слабыми. Часть рва была непригодной для затопления, а большая часть с юга выходила на гору Сент-Женевьев. Несколько больших пригородов лежали за воротами незащищенными. Арманьяки сделали все возможное, чтобы укрепить оборону Парижа. Ворота Бюси и ворота Кордельеров были замурованы. Каменные мосты через ров были разрушены и заменены подъемными. Перед тремя главными воротами на южной стороне, Сен-Мишель, Сен-Жак и Борделе, защитники вырыли траншеи и построили укрепления из дерева, за которыми разместили сотни вооруженных людей.
Бургиньоны надеялись спровоцировать гарнизон выйти за стены и сразиться с ними в поле. На этот случай был подготовлен план сражения. Это интересный документ, поскольку он показывает, что Иоанн Бесстрашный изучил битву при Азенкуре и усвоил ее уроки. Герцог планировал разделить свои войска на три баталии: пеший авангард, кавалерийский отряд и небольшой арьергард, который должен был служить резервом. Лучники были размещены по английской манере, сгруппированными на каждом фланге латников, вместо того чтобы бесполезно находиться сзади. Построение войск было адаптировано к местности и распределено таким образом, чтобы избежать скученности на поле боя. План не допускал жесткости многих французских планов сражений, предусматривая варианты на случай различных непредвиденных обстоятельств. Он также решал дисциплинарные проблемы, которые ускорили уничтожение французов при Азенкуре. Людям было приказано придерживаться своих собственных подразделений под своими собственными знаменами. Никто не должен был покидать поле боя без разрешения под страхом смерти и конфискации имущества. Это был хорошо продуманный план. Но он так и не был проверен в действии. Из города не последовало никакого ответа[666].
Внутри города арманьякские вожди никому не доверяли, но были вынуждены позволить избранным лояльным горожанам вооруженными находиться на стенах, которые иначе невозможно было защитить. Они боялись, что если позволить парижским контингентам присоединиться к атаке на бургундские позиции, то они перейдут к врагу, а если их оставить в Париже, то они восстанут и захватят город. Когда над гасконскими капитанами коннетабля насмехались за их неспособностью бросить вызов бургиньонам, они отвечали с грубой прямотой. "В наши обязанности не входит нападать на врага только для того, чтобы защитить нескольких крестьян, — говорили они, — мы здесь для того, чтобы держать город под контролем". Королевский Совет ввел систему наблюдения за горожанами. Кроме назначенных доверенных лиц, никому не разрешалось носить оружие, подниматься на стены или бродить у ворот, устраивать частные собрания или звонить в церковные колокола по ночам. За подозреваемыми в измене следили шпионы. Информаторы доносили на своих соседей. Ночные улицы отдавались эхом от цокота копыт конных патрулей. Купеческий прево, традиционно выступавший от имени горожан, был заменен чиновником Канцелярии. Все государственные чиновники, заподозренные в симпатиях к бургиньонам, были изгнаны, в том числе более двадцати судей и чиновников Парламента. Государственные служащие, видные горожане, доктора Университета и священнослужители были призваны к присяге на верность. Совет прикрывался высоким положением и растущей зрелостью молодого Дофина, который стал официальным лицом правительства, выступая с речами перед ведущими горожанами в ратуше Отель-де-Виль и призывая защитников к еще большим усилиям. Но за бравадой скрывался настоящий страх. Поскольку город был отрезан бургиньонами с севера и запада, ситуация с продовольствием ухудшилась, и цены начали стремительно расти, что стало мощным возбудителем недовольства и мятежа. В составе армии бургиньонов было много изгнанных участников восстания кабошьенов 1413 года и других людей, имевших друзей и родственников в городе. В город постоянно доставлялись послания, призывающие жителей к восстанию. Королевский Совет был хорошо осведомлен об этом, так как некоторые послания были перехвачены и зачитаны перед ним[667].
Правительство коннетабля почти полностью лишилось денег. Манифесты герцога Бургундского против уплаты налогов соблюдались почти повсеместно. Поток налоговых поступлений иссяк. По главным городам королевства был разослан манифест, обличающий герцога и сопровождаемый отчаянными мольбами возобновить выплату налога с продаж. Он остался без ответа. Большинство городов перестали собирать талью, а многие вместо этого сделали добровольные пожертвования Иоанну Бесстрашному. Основным источником дохода правительства была прибыль от чеканки монет, полученная в результате последовательных девальваций последних нескольких месяцев. Но по мере того, как герцог Бургундский замыкал кольцо вокруг Парижа, монетные дворы становились все более недоступными. В начале осени правительство арманьяков финансировалось в основном за счет жителей Парижа. Совет подсчитал, что для защиты королевства от совместного наступления англичан и бургиньонов им необходим миллион золотых экю. Чтобы собрать эту сумму, он прибег к ряду краткосрочных мер. Был введен дополнительный габель, парижан заставили покупать соль в минимальных количествах. Совет увеличил прибыль парижского монетного двора, единственного надежно подконтрольного ему, приказав провести еще одну девальвацию монеты, вторую за год, в результате которой стоимость серебряных монет снизилась почти до половины их первоначальной стоимости. Арманьяки захватили часть сокровищницы Нотр-Дам и заставили главу собора одолжить им 3.500 франков под угрозой потерять еще больше. Они захватили бы и сокровищницы других парижских церквей, если бы чиновники не предупредили их, что им придется пробивать себе дорогу с помощью солдат. Карл VI в краткий миг просветления рассудка наложил вето на этот план. В результате были распроданы последние драгоценности из сокровищницы короля, включая некоторые из лучших сокровищ из коллекции Иоанна Беррийского, которые были оставлены ему с условием, что он никогда с ними не расстанется. Золото и серебро было