Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, следователю хватило ума не смотреть на ЭТО через Эфир.
Волколаки – их было, по приблизительным прикидкам Фигаро, что-то около тысячи – сидели вокруг мерцающего дрожания аномалии четырьмя ровными кольцами. Если в этом и был какой-то метафизический смысл, следователь его не понял. Ему просто было страшно.
Глаза-угольки, белые как снег зубы, алые языки, с которых на камень капала горячая слюна, серебристая шерсть – волколаки, конечно, вызывали уважение, но, будем откровенны, только количеством. Не такая уж и невидаль – волколак, если уж на то пошло. Но вот над ними, над дрожащей пустотой дыры в ткани мироздания...
Подсчитать точное количество снежных спрайтов было невозможно; они не имели чёткой формы и постоянно просачивались друг в друга, переливались, перетекали, сверкали, искрили и издавали уже знакомый Фигаро звук: лёгкий мёртвый шелест северной авроры.
- Не потянем, – спокойно констатировал Метлби. – Или у господина Медичи есть туз в рукаве?
- Тузы не понадобятся, – отмахнулся Артур. – Двигаем.
- Э-э-э... Прямо через них?
- Прямо через них.
- А если...
- Они не нападут.
Магистр открыл рот, закрыл его, молча пожал плечами, и пошёл вперёд. Анна, комично покачиваясь, летела за ним.
А Фигаро вдруг понял, что Артур прав: ни волколаки, ни ледяные элементали не собрались на них нападать.
Волки рычали и грозно царапали когтистыми лапами камень, спрайты хищно свистели, плюясь искристым льдом, но...
«Вот только они нас не тронут»
- Френн, держитесь ближе к Фигаро. Вы не под защитой Договора... Да, вот так будет нормально.
- А при чём тут Договор? Откуда...
- Имейте терпение.
Шаг. Ещё шаг. Шипы на ботинках цеплялись за камень, царапали его, высекая едва заметные искры.
Волколаки зарычали, оскалились, и… отступили.
Анна Гром застонала.
Тело девушки засветилось; вокруг запястий и головы вспыхнуло вполне различимое гало. Воздух загудел, запах электричеством.
- Если она проснётся, у нас будут проблемы, – пробормотал Мерлин. – Что вы ей вкатили, Метлби?
- Сомниум экселенц. Кристаллы, разведённые в масле один к ста тысячам.
- Крепкий раствор. Ничего сильнее дать ей уже нельзя. Разве что...
- Попробовать заклятьями? Мне кажется, это плохая идея. Её аура и так аномально уплощена и нестабильна.
- Вы опять прошли собеседование на моего заместителя. Ещё пару раз, и я вас найму.
Волки-оборотни завыли.
Это был страшный звук; не вполне вой и не вполне голос, точно завыл сам ночной воздух, застонал, распался на сотни отдельных голосов, которые, всё же, были одним единственным голосом. Только сейчас этот голос уже не угрожал.
Он умолял.
уходите уходите уходите уходите не делайте этого вы не понимаете что вы делаете вы убьёте её вы убьёте всех нас вы убьёте себя уходите убирайтесь мы вас не тронем мы уйдём уйдём навсегда вы больше никогда о нас не услышите мы обещаем мы отблагодарим мы можем золото вечная жизнь могущество мы всё можем просто отдайте нам девушку и уходите уходите уходите вас никто никто никто не тронет
- Может быть... – неуверенно начал Метлби, но Артур уже действовал.
Молниеносное, почти неуловимое движение запястья, едва заметный жест дуэлянта, который Фигаро не заметил вовсе, но инквизитор с магистром заметили и одобрительно хмыкнули в унисон (всё же, эти оба были, в первую очередь, профессионалами своего дела).
Как позже объяснил Артур, перед ним стояли одновременно три задачи: зашвырнуть Анну Гром в аномалию максимально быстро и неожиданно (тут оказалось достаточно кинетика, пусть и несколько усовершенствованного), не допустить физических повреждений тела девушки (если бы Анна умерла, то возродилась бы в произвольной точке земного шара в новой ипостаси, поэтому Мерлину пришлось применить особое заклятье уничтожающее инерцию), а также исключить воздействие на аномалию любого стороннего колдовства. Это последнее оказалось самым сложным: в последний момент снять с объекта, летящего в сторону эфирной дыры со скоростью немногим меньше скорости звука все заклятья разом.
Фигаро даже не заметил, как Анна Гром влетела в трещину зыбкой пустоты; слишком быстро всё произошло.
На несколько секунд на вершине Рогатой горы воцарилась полная, кромешная тишина.
А потом...
А потом...
А потом.
Потом на вершине Рогатой Горы вспыхнул свет.
Ослепительно яркий, но, в то же время, мягкий, розовато-карамельный, он упал откуда-то сверху подобно молоту и тут же рассыпался на все мыслимые цвета спектра. Эфир дёрнулся, сжался и хлопнул мокрой простынёй – следователь почувствовал, как от такого энергетического каскада у него вполне физически заложило уши – ударил наотмашь, и, содрогаясь, вернулся в своё нормальное здоровое состояние.
Ледяные иглы вонзились Фигаро в пальцы, пробившись к самом сердцу. Он застонал и едва не потерял равновесие; по сравнению с обычным лёгким покалыванием это напоминало холодный водопад, в который следователя бросили, в чём мать родила.
Что-то происходило с миром вокруг: он сжимался, складывался сам в себя, сворачивался. Из реальности исчезали невидимые внутренние напряжения; так покосившееся гнилое дерево перестаёт протяжно скрипеть, рухнув, наконец, на землю. У реальности словно выдернули больной зуб, и теперь, когда из раны вышел весь гной, потекла алая, здоровая кровь.
Вселенная вздохнула с облегчением, и расправила плечи.
Кажется, Фигаро ненадолго потерял сознание, но совсем ненадолго: когда световое мельтешение в глазах, наконец, прошло, он всё ещё стоял на ногах, хотя те ощутимо тряслись. Похоже, свет был просто психическим эффектом; следователя не ослепило, и при серебряном свете звёзд его взору предстала удивительная картина.
Ледяные спрайты исчезли. Там, где только что кишели одержимые духами морозные облачка, теперь вертелась лёгкая снежная крошка, медленно оседающая на землю красивым искрящимся шлейфом.
Исчезли и волки. Точнее, исчезла их волчья оболочка, и теперь на снегу корчились, схватившись руками за головы и стеная от боли исхудавшие оборванные люди. Некоторые были совершенно голы, на других ещё сохранились обрывки того, что когда-то было одеждой. Бывших оборотней непрерывно тошнило, из тела выглядели предельно измождёнными, но Фигаро не особо волновался за них: их волчья живучесть и устойчивость полу-Других сохранится ещё