авангард, на руководящее место. Раздергать эту организацию по косточкам, выделить „желудочную“ сторону в самодовлеющую, отдать ее под покровительство самодержавных законов — не значило ли это подкапываться под непримиримость студенчества, действовать в духе „примиренчеств“ и приспособления к существующему? Нет, мы горой стояли за status quo [существующее положение (лат.)], при котором инициативное меньшинство стояло во главе организации, и притом не путем захвата, а по избранию, когда организация студенчества была интегральной, охватывая все интересы студенчества, материальные и идейно-политические. Такая организация должна быть нелегальной, пока существует самодержавный режим, при котором „вне закона“ все живое… Итак, мы предупредили атаку наших позиций „легализаторами“, мы взяли в свои руки „боевую инициативу“, мы стали нападающей стороной. Обвиненные в подкапывании под единство и силу студенческого движения, „легализаторы“ были вынуждены оправдываться и защищаться. Победа легко осталась за нами, тем более что легализаторы были беспочвенники: они могли только воздыхать о законности; общий курс правительственной политики направлялся неуклонно в сторону „ежовых рукавиц“ и „бараньего рога“. Тактика легализаторов была лишь „голосом вопиющего в пустыне“ по адресу глухо-рожденной власти. А ведь они приглашали нас, так сказать, временно разоружиться самим, чтобы морально обезоружить подозрительную власть. Всего гладкого красноречия юноши Маклакова было мало, чтобы сделать эту тактику популярной. Дело было явно безнадежное» (Там же. С. 114–115).

288

«Возрождение» (Париж; 1925–1940) — эмигрантская газета умеренно-консервативного направления.

289

То есть до «освободительного движения» 1902–1905 гг.

290

В августе 1921 г. Женевская конференция утвердила Ф. Нансена верховным комиссаром организации по оказанию помощи голодающим в Советской России. В 1921–1922 гг. норвежский путешественник возглавлял Международный комитет помощи голодающим со штаб-квартирой в Женеве и филиалами в Берлине, Москве и Харькове.

291

Данный эпизод относится не к 1891–1892 гг., а к 1898 г., когда председатель Богородицкой уездной земской управы граф В. А. Бобринский 11 мая в № 127 газеты «Санкт-Петербургские ведомости» обратился с открытым обличительным письмом к тульскому губернатору В. К. Шлиппе по поводу последствий неурожая в Тульской губернии. В связи с этим В. Г. Короленко записал 12 мая 1898 г.: «Бобринский печатал в газетах воззвания о помощи голодающим его уезда. Шлиппе донес министру, что эти и другие сведения о нужде в Тульской губ[ернии] — неверны, а случаи, указанные Бобринским, проверены и опровергнуты комиссией: ни голода, ни тифа эта комиссия не нашла. [И. Л.] Горемыкин [министр внутренних дел], эта тряпица, на которую российские обыватели когда-то возлагали какие-то упования, счел возможным и нужным напечатать это сообщение в виде „опровержения“ в „Нов[ом] времени“ и обязал перепечатать это офиц[иальное] опровержение во всех других изданиях, заимствовавших первоначальные сведения Бобринского. Таким образом последний был, так сказать, административно ошельмован на всю Россию лжецом. Теперь, благодаря особому положению „С[анкт-]П[етер]б[ургских] ведомостей“, его письмо появилось в этой газете. Оно производит впечатление настоящей пощечины официальным лгунам: Бобринский опровергает сообщение Шлиппе по пунктам. Оказывается, между прочим, что в донесении его сделаны ссылки на врача и священника, которых комиссия даже не опрашивала и которые ничего подобного приписанному им не говорили! Весь интеллигентный и официальный Петербург читает это письмо. Это новость в русской жизни: газетная полемика частного лица с ложью правительственного сообщения» (Короленко В. Г. Дневник: В 4 т. Полтава, 1927. Т. 3. С. 131).

292

В конце июня 1921 г. А. М. Горький предложил Политическому бюро ВКП(б) привлечь к борьбе с голодом 1921–1922 гг., затронувшим прежде всего Поволжье, российскую и международную общественность. Политбюро ВКП(б) поддержало это предложение, после чего 21 июля 1921 г. Президиум Всероссийского центрального исполнительного комитета утвердил Положение о Всероссийском комитете помощи голодающим. В комитет, председателем которого стал Л. Б. Каменев, а заместителем А. И. Рыков, вошли представители как советской власти, так и небольшевистских организаций, в частности Н. М. Кишкин, Е. Д. Кускова и С. Н. Прокопович. Однако 27 августа 1921 г., после того как благодаря комитету было обеспечено поступление продовольственной помощи из США, он был распущен Президиумом ВЦИК.

293

Речь идет о Первой мировой войне 1914–1918 гг.

294

Подразумеваются созданные в июле 1914 г. Всероссийские Земский союз и Союз городов помощи больным и раненым воинам и образованный в июне 1915 г. Центральный военно-промышленный комитет с подчиненными ему местными военно-промышленными комитетами.

295

Позднее о своих отношениях с графом Л. Н. Толстым В. А. Маклаков писал: «В 1891 году мне пришлось с ним познакомиться, и это было началом близости с семейством Толстых. Поводом к этому был голод этого года. Многие от этого именно года ведут оживление русского общества. ‹…› Этим настроением заразился и сам Лев Николаевич, хотя он не был склонен поддаваться „общественным увлечениям“ и, кроме того, уже отрицательно относился к благотворительности, которой себя оправдывают богатые люди. „Если всадник видит, что лошадь замучена, — говорил он, — он должен не стараться поддерживать ее, сидя на ней, а просто с нее поскорее слезть“. Видя всеобщее увлечение устройством столовых и разного вида благотворительной помощи, он приготовил статью, где на эти приемы обрушивался. Его друг И. И. Раевский, сам занимавшийся устройством столовых, позвал его посмотреть, что у них делается. Толстой поехал к нему с готовой статьей, чтобы укрепиться в отрицательном к этому отношении, поехал на два дня, и остался там на два года, и стал во главе самого грандиозного общественного начинания помощи голодающим. Эта деятельность у всех еще в памяти. Началось с воззвания Софьи Андреевны Толстой в газетах. И хотя в это время были и другие центры сборов, были высокопоставленные комитеты, где за пожертвованием могла следовать лестная, почетная, а иногда и небезвыгодная благодарность, хотя таким образом конкуренция Софье Андреевне Толстой была громадная, но наплыв денег по ее адресу превзошел все ожидания, а главное — туда шла действительно лепта вдовицы, „прожженная, битая, трепаная ассигнация“ неизвестного жертвователя. Зов Толстого напомнил некрасовскую сцену призыва Ермила на базарной площади, когда там „как бы ветром“ отворотило у всех „полу левую“. А сам Толстой тогда жил в деревне, уйдя в практическую сторону дела, жил и работал наряду со всеми, объезжая деревни на пространстве десятков верст, переписывал едоков, распределял пособия, открывал столовые — словом, делал то черное, трудное дело, на котором надорвался и умер Раевский. И, глядя на него, на этого старичка, к которому все шли с просьбами и претензиями, никто бы не подумал, что это — тот, за кем следил весь мир, на чей призыв зашевелилась Россия. Люди самых различных направлений и настроений вкладывались тогда в это дело. Многие бросали свои привычные профессии, шли