незабвенный Родитель, желая явить новое доказательство Своего неизменного благоволения к Первопрестольной столице, призвал Вас стать во главе ее управления.

Из года в год, при каждом посещении Моем Москвы, Я убеждаюсь в отличном исполнении Вами возложенных на Вас многотрудных обязанностей в постоянном согласовании Вашей полезной деятельности с даваемыми Мною Вам указаниями и в Вашем неустанном стремлении с непоколебимой твердостью следовать предначертаниям завещанным Блаженной памяти Императором Александром III, священными для меня и, как Мне хорошо известно, драгоценными для Вас.

Высоко ценя Ваши заслуги, Я, в ознаменование Моего особого к Вам благоволения, препровождаю при сем Вашему Императорскому Высочеству для ношения на груди на Андреевской ленте бриллиантами украшенный портрет Мой.

НИКОЛАЙ.

Москва. 9-го апреля 1900 г.

(ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 45. Л. 101–102.)

К москвичам государь обратился через великого князя со следующим рескриптом:

Высочайший Рескрипт, данный на имя Его Императорского Высочества

Московского Генерал-Губернатора Великого Князя

Сергея Александровича

Ваше Императорское Высочество!

Горячее желание Мое и Государыни Императрицы Александры Феодоровны провести с Детьми Нашими дни Страстной недели, удостоится приобщения Святых Таин и встретить Праздников Праздник в Москве, среди величайших народных Святынь, под сенью многовекового Кремля, милостью Божией осуществилось.

Здесь, где нетленно почивают угодившие Богу Святители, среди гробниц венценосных собирателей и строителей Земли Русской, в колыбели Самодержавия, усиленно возносятся молитвы к Царю царствующих и тихая радость наполняет душу в общении с притекающими в храмы верными чадами нашей возлюбленной Церкви.

Да услышит Господь эти молитвы; да подкрепит верующих, да удержит колеблющихся, да воссоединит отторгнувшихся и да благословит Российскую державу, прочно покоящуюся на незыблемой истине Православия, свято хранящего вселенскую правду любви и мира.

В молитвенном единении с моим народом Я почерпаю новые силы на служение России для ее блага и славы и Мне отрадно именно сегодня выразить Вашему Императорскому Высочеству и через Вас дорогой Мне Москве одушевляющие Меня чувства.

Христос Врскресе.

НИКОЛАЙ

(ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 45. Л. 102.)

Вел. кн. Сергей Александрович — вел. кн. Павлу Александровичу

10 апреля. Москва

… Заутреня и весь выход были идеально красивы! У Спаса за Зол<отой> реш<еткой> было вполне поместительно; во время службы все дамы стояли на галереях в рус<ских> платьях. Во время христ<осования> Ники поздравил Трепова генералом, он в полном восторге — а я рад. Alix etait superbe — traine blanche et or et le grand diademe en perles de l’Imp [eratrice] Catherine sur la tete (была великолепна — белый с золотом шлейф и большая жемчужная корона императрицы Екатерины — фр.). Жена была в зел<еном> сарафане <?> и все изумруды. Разгавливались в верхних парадных комнатахи в 3 ч. все было кончено…

Первый рескрипт Ники производит здесь фурор: на улицах ему кричали в ответ «воистину воскресе!» Он получает депеши в том же смысле, а я письма от крестьян, студентов etc. Подъем духа громадный и хороший…

(ГА РФ. Ф. 644. Оп. ГА. 9–10 об.)

Воспоминания В. Ф. Джунковского

9 апреля. Москва. Великий князь был страшно тронут милостями Государя и был в восторге, мы все за него были очень счастливы.

(ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 45. Л. 103.)

Дневник гр. С. Д. Шереметева

9 апреля. Пасха. Появился знаменательный рескрипт, в котором все выражено прекрасно, кроме «возлюбленной» Церкви, что не правильно. Это событие — это исповедание — urbi et orbi («городу и миру» — лат.) — «иже чтет, да разумеет». В добрый час. Давно пора. Сипягин прислал мне по почте экземпляр рескрипта…

От Дмитрия[1441] и Иры[1442] была телеграмма, что впечатление заутрени в В<еликий> Пяток — неизгладимое. Царь среди народа за Плащаницей. Слава Богу за все!

11 апреля. Москва.…Все что пришлось слышать о пребывании радует и оживляет, особенно ночь в Кремле в В<еликий> Пяток. Государь с народом, зажженная у крестьянина свеча, шествие и служба, дивное пение, колокольный звон. Императрица, говорят, в полном восторге и не могла сесть от волнения.

(РГАДА. Ф. 1287. Оп. ГД. 5046. Л. 61–62.)

Дневник митр. Арсения (Стадницкого)

… Потухшую свечу свою Царь зажег у шедшего возле него крестьянина, оказавшегося кучером некоей Фишер[1443], содержательницы гимназии. Говорят, нет предела восторгам кучера.

В первый день Пасхи чудный рескрипт Государя дан Москве. Также последовали рескрипты на имя Великого князя и митрополита, которому пожалован крест на митру. «Крест» этот служит соблазном для многих «иудеев»…

(Арсений (Стадницкий), митр. Дневник. Т. 1:1880–1901. М., 2006. С. 346.)

Дневник гр. С. Д. Шереметева

11 апреля. Москва. Прямо на Воздвиженку, откуда в Собрание, где уже все приготовлено к завтраку…

В ожидании Государя спустились все предводители, и я с ними по лестнице. Прибыли ранее В<еликий> К<нязь> Сергей Ал<ександрович> и Елиз<авета> Фед<оровна>, Влад<имир> Алекс<андрович> и Андрей Влад<имирович> — наконец Государь с Императрицею — в карете. Мы вышли на крыльцо. Толпа хлынула несметная и обступила карету. Вслед за ними поднялись по лестнице, наверху встретила Елиз<авета> Феод<оровна> — и княгиня Трубецкая[1444]. Прошли прямо в залу — но не сели за столы. — Госуд<арь> и Имп<ератрица> обошли залу при пении «Слава». Чудная, небывалая картина. Потом они поднялись на эстраду и сели каждый за свой стол. За столом Государя сидел и я, около Сипягина. Все время мне был виден Государь. Когда запели «Выйду ль я на реченьку» все невольно переглянулись — а я взглянул на Государя, и наши взгляды встретились. Он головою выразил знак удовольствия и удивления. Действительно чудно было хорошо. После тоста Трубецкого[1445] и Государь отчеканил свой тост за Дворянство. Восторженное продолжительное ура. К концу завтрака «Славься» с колокольным звоном. Глубоко необычное впечатление. Государь и Импер<атрица> видимо восхищены. Когда все встали и пошли в гостиную — собрались дамы, для представления Императрице. Я стоял в стороне у статуи Екатерины. Государь долго говорил с гр. Шуваловой[1446] — женою Павла Андреевича и потом подошел ко мне. Заговорил ласково; выражал восхищение от всего испытанного в Москве — говорил о заутрени в Усп<енском> соборе, что в первый раз видел Успенский собор с народом. «Я до сих пор всегда видел его пустым (возвысил голос). Этого уж больше не будет!». Потом говорил о завтраке, что при виде павлинов и лебедей ему представился пир Иоанна Грозного. «Ну — не совсем так, ваше Величество», — сказал я. Государь улыбнулся и сказал: «Конечно, я не говорю», — и опять улыбнулся, и опять выражал видимое удовольствие. «Как жаль, что Миша не приехал!» — сказал он, — и оказалось, что Императрица задержалась в Копенгагене по нездоровью…

… я уехал