В один из редких в седьмом месяце погожих дней в Далане появился автомобиль с открытым верхом. Вызвали городского голову, тот вызвал люйчжанов,[271]они кликнули линьчжанов,[272]а те оповестили селян. Всем было велено собраться на току — мужчинам, женщинам, детям. Неявившимся грозил штраф — один доу зерна.

Пока народ собирался, начальник уезда обратил внимание на табличку на воротах тётушкиного дома.

— Вот уж не ожидал, что и крестьяне обладают вкусом, — удивился он.

— В этой семье пара отменных «золотых лотосов», начальник, — угодливо доложил городской голова.

— Порочные привычки уже превратились в общенациональную болезнь, — заявил Ню. — На самом деле «лотосовый аромат» всего лишь вонь от бинтованных ног.

Народ на току медленно, но собрался и с вниманием слушал речь начальника уезда. Как рассказывала матушка, он был в чёрном суньятсеновском френче,[273]на голове — цилиндр кофейного цвета. В дополнение к чёрным усикам и очкам в золотой оправе из кармана спереди свешивалась цепочка часов, а в руке он держал трость. Голос каркающий, в уголках рта собиралась слюна, но болтать он мог бесконечно. Говорить умел, хотя и непонятно о чём.

Матушка застенчиво цеплялась за край тётушкиной одежды. С тех пор как ей стали бинтовать ноги, она не выходила из дому, — как говорится, вторых ворот не переступала, — и если не плела сети, то вышивала. Она впервые в жизни видела столько народу, и от смущения головы не поднимала. Казалось, все вокруг только и делают, что пялятся на её маленькие ножки. В тот день на ней была кофта из зелёного бархата, украшенная пёстрой тесьмой, пришитой шёлковыми нитками на рукавах и по низу. Блестящая чёрная коса почти до колен. Ярко-красные штаны до пят, внизу тоже тесьма. Из-под них то и дело выглядывали расшитые цветами красные бархатные туфли на высоких деревянных каблуках, постукивавшие при ходьбе. Стоять ей было тяжело и приходилось опираться на тётушку.

В своём выступлении начальник уезда подверг особой критике «Вместилище Лотосового Аромата».

— Это зловредное наследие феодализма, — заявил он. — Патологическое явление.

Все стали искать глазами маленькие ножки матушки, она не знала, куда деваться. Затем уездный лично зачитал «Манифест об освобождении ног»:

УВЕДОМЛЕНИЕ ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ НОГ, С УКАЗАНИЯМИ И РАЗЪЯСНЕНИЯМИ

Власти доводят до общего сведения указ с формулировкой закона.

Закон сей подлежит исполнению в трёхмесячный срок. Довести до сведения жителей городов и сел, а также ретроградов шэньши.[274]

Любые сомнения и колебания считать несущественными. Настоящий манифест об освобождении предусматривает отказ от старого.

Возрастное ограничение — пятьдесят лет. Впредь следует с трепетом исполнять.

Завершить к тридцатому дню шестого месяца, будет послан инспектор для проверки.

Проверку проводить постоянно, раз в месяц, нарушителей ждёт штраф.

На первый раз штраф две сотни юаней, далее возрастает помесячно.

За замужних отвечает супруг, за прочих — отцы и старшие братья.

Предупреждаю: народ невежественный, возможно неверное истолкование.

Доставить извещения в алтари и храмы, следить за разъяснением и толкованием.

Объявлять по дворам и хозяйствам, раз в три дня обходить с гонгом.

Уверен, после окончательного освобождения народ станет крепче и здоровее.

К осмелившимся пренебречь вышесказанным наказание применять без пощады.

Дочитав, он велел шести молоденьким девицам, которых привёз с собой, продемонстрировать, что такое естественные ноги, и те, щебеча, выпорхнули из автомобиля. Двигались они действительно бодро, легко и быстро.

— Почтенные земляки, братья и сёстры! — тут же громогласно обратился к собравшимся уездный. — Раскройте глаза и смотрите!

Толпа не сводила глаз с девиц. Коротко стриженные, на лбу чёлка, голубые блузки с отложным воротничком, короткие белые юбочки, открывающие стройные ножки, белые носочки и белые шанхайские тенниски фирмы «Хуэйли». Ну просто струя свежего воздуха! Прохладный ветерок повеял в грудь жителям дунбэйского Гаоми.

Выстроившись в ряд и поклонившись зрителям, девицы напустили на себя строгий вид и начали: «Ножки наши от природы, от родителей породы». Они прыгали и высоко задирали ноги, демонстрируя, какие они длинные. «Бегай, прыгай до упада, нам увечных ног не надо». Снова прыжки и пробежки. «Из таких, как мы, игрушек, превращают вас в старушек в цепких феодальных лапах. Прочь бинтов вонючих запах! Ножки, ножки от природы — символ счастья и свободы!»

После того как «ножки от природы», отпрыгавшись, удалились, их место занял врач-ортопед с большущей моделью маленькой ножки и стал наглядно объяснять, где кости ломаются, а где бинтование приводит к их искривлению.

В конце господину Ню пришла в голову ещё одна идея. Он велел выйти обладательнице лучших «золотых лотосов» во всём Гаоми, чтобы она дала собравшимся возможность воочию убедиться, насколько уродливы маленькие ножки.

Перепуганная матушка спряталась за тётушкиной спиной.

— Это распоряжение начальника уезда, разве можно не подчиняться? — подал голос городской голова.

Матушка обхватила тётушку за бёдра:

— Тётя, тётя, спаси меня! Я не пойду…

— Иди, иди, Сюаньэр, — сказала тётушка. — Пусть полюбуются. Как говорится, не бойся, что ничего не знаешь о товаре, сравни — и всё будет ясно. Пусть кто-нибудь скажет, что копыта этих диких ослиц превосходят «золотые лотосы», созданные моими руками.

Поддерживая Сюаньэр, она вывела её вперёд и отошла в сторону. Сюаньэр шла нетвёрдой походкой, покачиваясь, как ива на ветру. В глазах старомодных мужчин Гаоми она являла собой образ настоящей красавицы.

Они глаз с неё не сводили, словно хотели приподнять ресницами штанины Сюаньэр и хоть на миг увидеть её «золотые лотосы». В том же направлении устремил свой взгляд и уездный. На мгновение он замер, раскрыв рот, а потом возгласил:

— Вот, полюбуйтесь, такая славная девушка, а из-за бинтования ног превратилась в несусветное страшилище — ни воды принести, ни руками что-то сделать.