Комсомольское собрание:

1. Я, кажется, у Коган и Акимова на счету как… не то чтобы ловкач, но что-то около этого. Это неверное и вредное мнение – задача уничтожить его. Как? Работой.

2. Для того чтобы сказанное на собрании принималось, надо не торопиться взять слово и, выбрав одно, но основное, преподнести это – именно преподнести.

3. Видел тип Стаховича. Если он и не Стахович, то Стахович – он. (Рыба не обязательно карась, но карась всегда рыба.)

4. О советском мещанстве (буржуазные пережитки).

I часть

а) Революция 1917 года – революция политическая и начало революций экономической и культурной, которые, вернее, которая (осталась одна культурная) продолжается и по сей день.

б) Советский человек – в первую очередь член коллектива. Это обуславливает все его качества – самоотверженность, честность и т. д. (если говорить об идеальном человеке).

в) Пережитки буржуазной культуры еще очень сильны: лень, замкнутость, мелочность, трусость и т. д. – качества, не позволяющие человека считать членом коллектива, – все это и есть болезни, оставленные нам буржуазным обществом и его предшественниками. Эти качества были средствами существования, сейчас, а особенно в дальнейшем, они будут мешать существовать (социально – коллектив, а эти качества не дадут человеку войти в него).

г) На почве этой болезни у нас в комсомольской организации при наличии вдобавок бурного индивидуализма, профессиональной замкнутости и пр. произошел полный развал работы. На этой же почве в училище нет коллектива, на этой же почве рождаются формальные спектакли, взяточничество, бюрократизм, «идейные статьи» и пр. Вот почему я и сказал, что это явление неслучайное. Оно не характерно для всей нашей молодежи в целом, но и неслучайно.

д) Как в свое время комсомол (да и сейчас комсомол Запада) был революционной организацией, организацией, борющейся с буржуазным строем, с его культурой и экономикой, так и советский комсомол должен быть революционной организацией, так как борьба за коллектив, за дисциплину, за человеческие качества – борьба против буржуазной культуры за социалистическую.

е) Театр вообще дело коллективное, советский театр – коллективное вдвойне – эта борьба нужна нам как актерам вообще и как советским актерам особенно.

Выводы

Плохая работа организации, отсутствие коллектива, отсутствие дисциплины – результат того, что мы побеждены как организация тайной, невидимой, заключенной в нас самих силой – пережитками буржуазной идеологии.

II часть

Как с этим бороться?

а) Разберем тот факт, что на войне, на фронте, на фабрике и пр. советские люди вдруг оказывались теми, какими они должны быть, – советские люди выдерживают экзамен на социализм. А те же люди (ведь в институте масса людей с фронта), вернувшись, – вроде не те. Дело в том, что на фронте нельзя колебаться – или в бой (экзамен выдержал), или нет (предатель). И, разумеется, советский человек остается советским – он идет в бой, его советское «я» берет верх. Теперь же есть возможность колебаться, читать газеты можно нерегулярно, короче, ни да, ни нет. Больше, конечно, да, но… не полностью. Так в отношении любого вопроса. На войне несобранность стоит жизни, нетоварищеское отношение сулит такое же, а это страшно – война сближает людей, она жестоко ставит их в условия коллектива – иначе смерть или… предательство.

б) Может быть, можно создать подобные условия в институте. Дело идет не о расстреле, конечно, но о серьезности, каре за малейший проступок. Надо очень ясно поставить конкретные задачи, проработать план, назначить людей, его контролирующих, вообще ввести жесткий контроль, надо создать газету и т. д. Надо людей поставить в такие условия, чтобы они сказали: или учусь – а это значит полнейшая собранность и прочие требования, без малейших «но», или ухожу из комсомола, из училища. Больше ничего и не нужно, если понять, что исполнение твоих обязанностей – борьба с буржуазной культурой, за социализм.

16.12.47 г

Получил по дикции 4. Меня это очень огорчает, так как это не тот результат, который был и нужен, и возможен. То есть я понимал, как надо работать, и не работал так, как надо. Нельзя, конечно, говорить, что это уж просто отвратительно или даже плохо, но это не тот результат, который мог бы быть. Я очень плохо работаю и не овладел пониманием того, что необычайные результаты получаются при необычайной работе.

Конкретная ошибка, одна из главнейших – просиживал допоздна у Эрики, да еще «Романтики», но кроме этого – общая неорганизованность.

Я, кажется, понял одну по-настоящему серьезную вещь. Первое, что я должен в себе развить как актер, – это свободу, внимание, общительность и так далее – все, что обуславливает сценическую правду; все это необходимо для того, чтобы убрать все преградки для выхода… ну, будем условно называть, «нутра» (то есть для достижения состояния вдохновения – вот эта цель воспитания «системы», по крайней мере, основная). Все это и есть «элементы», которые, переплетаясь, все вместе, ведут к работе актерского подсознания. (Да! В воскресенье в разговоре с Моргуновым я понял, что одним из элементов, а в пьесе элементом основным является логика речи, ибо отсутствие ее – отсутствие сценической правды, а это значит, что выходы для актерского «нутра» закрыты. Вот почему так важен период «работы за столом». Но раз так, то он очень нерационален, лучше потратить год-два на овладение логикой речи, как это сделал Моргунов, – очень сократится период «работы за столом».)

Но это вообще, а в частности из этого вытекает одна вещь: я понимаю теперь, почему продумывать этюд, как это делаем мы, значит обрекать его на провал, ибо хотя бы одна задуманная вещь ведет к закрытию выхода для «нутра» – раз. Второе: задуманное может быть, и хорошо никогда так не ведет, как задумано, потому что потянет в другую сторону.

Это я, очевидно, о том, что я обладаю болезнью думать над этюдом готовыми картинами, вплоть до того, что вижу выражение своего лица, положение партнера, реакцию зала. Это момент настоящего творчества. В эти моменты – а они бывают на улице, в метро, дома, когда я один, особенно после прочитанной книги, просмотренной вещи, проваленного этюда – я плачу, когда надо, свободно и горько, смеюсь так, что прохожие останавливаются, а в голову приходят такие высокие и убедительные слова, что я часто достаю записную книжку и записываю их и стараюсь изложить на бумаге то, что пришло в голову образно. Но тут важны все детали, все, а если все описать, надо каждый раз писать рассказ или небольшую повесть.

21.01.48 г

Я себе страшно гадок – я безволен, я не целеустремлен