Выдернув запал, Тангейзер бросил его в лужу крови, разбил замок об обод колеса и уронил ружье на землю. Потом он перерезал тетиву лука Юсти. Причин для задержки больше не было. Криков Грегуара он боялся еще больше, чем поляк.

Матиас взял своего лакея за плечи и посадил на край повозки. Голова мальчика безвольно опустилась, и иоаннит приложил ладонь к его груди. Ребра ребенка выпирали под рубашкой, а сердце билось часто, как у птицы. Тангейзер одной рукой обнял мальчика, другой подхватил под бедра, примерился и осторожно поднял на руки, после чего отнес к Клементине и посадил верхом. Обрубок ноги ударился о бок лошади, и Грегуар дернулся и вскрикнул. Опиум еще не начал действовать на мальчика, но сил у него было мало, поэтому и движение, и крик получились слабыми. Грегуар прижался к спине Юсти.

Вскочив в седло, Тангейзер взял спонтон и поводья левой рукой. Древко он держал перед поляком, чтобы тот не упал, а Грегуар был надежно зажат между ними. Матиас выхватил факел из железного кольца.

– Люцифер! – воскликнул вдруг Юсти. – Смотри, Грегуар, он вернулся!

Лысый пес окинул взглядом улицу, словно хотел убедиться, что там все спокойно. Потом он посмотрел на лошадь, как будто оценивал ее состояние, и занял привычное место между ее передних копыт.

– Видишь, Грегуар? – сказал госпитальер. – Лысый и жалкий, Люцифер верен своим храбрым и стойким друзьям.

– Люцифер не жалкий, – возразил Юсти.

Тангейзер ударил пятками в бока лошади. Она не пошевелилась.

– Клементина, – тихо произнес Грегуар.

Кобыла неуверенной походкой двинулась вперед. Рыцарь ударил ее факелом по крупу, и она перешла на рысь. Страдания Грегуара были под стать страданиям Клементины. Опускаясь на спину лошади, мальчик каждый раз стонал. И каждый раз Матиас чувствовал, как культя бьет его по ноге.

Они проехали мимо двух трупов на рыночной площади, и госпитальер заметил и раны на них, и демонстративную жестокость, с которой эти люди были убиты. Паскаль больше не нуждалась в его уроках. Лампа, оставленная возле конюшни, все еще горела, но Тангейзер продолжал двигаться на север. За рынком находилась пристань, на которой обычно выгружали товар. Достигнув реки, они повернули на восток и поскакали по берегу вдоль излучины. Иоаннит видел огни и людей на краю Гревской площади, где раньше разгружали телеги с трупами. Внимание толпы было приковано к этому берегу, но не к нему.

Тангейзер выбросил факел в огород.

За поворотом реки показались баржи. На пристани не было ни Карлы, ни кого-либо из ее сопровождающих. В воде отражались огни. Весла взметнулись вверх, и к берегу у дальнего конца баржи с углем причалила лодка. За ней следовало судно побольше, рыбацкий ялик. Он был опасно перегружен, но ему оставалось преодолеть не больше пятидесяти ярдов.

Матиас остановил Клементину, и кобыла раздула ноздри, словно благодарила его. Соскочив на землю, рыцарь отвел лошадь в тень у домов и отдал поводья Юсти. Он больше не мог дать мальчикам никакого совета – они все равно были не в состоянии воспользоваться чужими советами.

Госпитальер стал огородами пробираться к воде.

Паскаль тоже не нуждалась в его совете. Видимо, она спрятала Карлу и остальных в доме Ирен. Разумно. Милиция ничего не найдет на пристани. Пусть идут дальше, наткнутся на помет дьявола на улице и задумаются о своей судьбе.

Тангейзеру понравился ялик. Если на дне обнаружится мачта с парусом – а судя по всему, они там есть, – судно сможет довезти их всех до самого Бордо. Хорошо бы.

Рыцарь замедлил шаг. Первую лодку привязали, и милиция выбралась на берег, а ялик скользнул дальше, чтобы причалить за баржей с углем. «Пилигримы» находились в тридцати ярдах от него, ослепленные фонарями и занятые разговором. Похоже, они не подозревали об опасности. Матиас остановился. Пусть сначала привяжут ялик, соберутся вместе и отойдут. Он увидел руки, продевавшие веревку в железное кольцо на пристани. Нужно увести мальчишек от реки и спрятать. Иоаннит оглянулся.

Какой-то тихий звук. Шепот. Совсем близко.

– Тангейзер!

Он повернулся на голос. Прямо перед ним из темноты показалась громадная голова.

Эстель на плечах Гриманда не было. Но госпитальер почувствовал, как девочка взяла его за руку.

В руках короля Кокейна он увидел ножи.

– Мой Инфант. Умение оставаться невидимым делает тебе честь, но вы с Эстель должны быть в доме, – упрекнул его рыцарь.

– Возможно, но как ты заметил, меня там нет, – отозвался слепой гигант.

– Жди здесь и оставайся невидимым.

– Если в твоем плане для меня нет роли, то я придумал собственный.

– Эстель, – повернулся Матиас к девочке, – расскажи мне, что это за план.

– Я толкаю его прямо на солдат, а потом бегу и прячусь в доме Ирен, – объяснила та.

– Планами, составленными под воздействием опиума, лучше наслаждаться в мирное время. Жди здесь, – приказал Матиас.

– Тогда тебе придется меня убить, – предупредил его великан.

– Мой Инфант, у тебя нет глаз.

– Разве для того, чтобы сокрушить филистимлян, нужны глаза?

Гриманд говорил в полный голос, и головы людей на пристани повернулись в их сторону. Фонари. Мечи. Грозные окрики. Огни на второй лодке сбились в кучу.

Тангейзер по-прежнему хотел заполучить этот ялик.

В окне ближайшего дома вспыхнуло пламя. Грохнул выстрел, и мальтийский рыцарь узнал свое ружье.

– Эстель, беги и прячься, – велел он Ля Россе. – Я сам его отведу.

– Тангейзер здесь. Я знала, что он придет. Он всегда приходит в самом конце. – Паскаль стояла у открытого окна кухни. – Милиция выгрузилась из первой лодки. Он нашел Гриманда.

Карла смотрела, как девочка поднимает ружье Матиаса и кладет его на подоконник. Итальянке приходилось видеть, что может сделать такое ружье с плечом неопытного человека. Кроме того, ей не хотелось, чтобы девочка подстрелила Матиаса. Тем не менее она не собиралась вторгаться в сферу ответственности Паскаль, и не в последнюю очередь потому, что та отвергла бы ее совет с той же решительностью, что и Гриманд. Графиня не имела права спорить с ними. Ее собственные решения были не менее безрассудными. Сумасбродство, общее для каждого из них, стало той силой, которая помогала им оставаться в живых.

Сумасбродство и Матиас, который вовсе не считал себя безрассудным.

Задача Карлы – сохранять спокойствие в самом центре бури.

Гриманд прав: этим центром являлась Ампаро.

На кухне было довольно темно – только слабый свет доходил туда из гостиной, где на решетке камина лежал факел. Там же остались фонари, Гуго и Мышки. Карла протянула руку к холодной печке позади себя и нащупала грубое полотенце. Свернув этот кусок ткани, она протянула его девочке: