Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В. И. Дмитревский — до войны за границей работал и осуждён был как «враг народа». Правда, реабилитирован, но ведь сидел!
В. Д. Иванов — писатель, оно конечно, Древняя Русь. Только вот его роман «Жёлтый металл» был изъят из продажи: тема нелегальной добычи, скупки и перепродажи золота в СССР вызвала жуткий скандал в партийном руководстве. И от «Русского клуба», членом которого он состоял, национализмом попахивает…
Иван Антонович хорошо знал, что такое Лубянка. Не случайно в романе «Лезвие бритвы» появляется образ «геолога-эксплуатационника». Но писатель не мог даже предугадать, что удостоится посмертного обыска.
Имя Ефремова стали изымать из печатных работ; из палеонтологических докладов исчезли упоминания его трудов. Журнальные некрологи сняты. Два доклада об Иване Антоновиче на предстоящей конференции по тафономии запрещены. Внутренний цензор усомнившихся и испугавшихся был настороже. Даже из кроссвордов вымарывалось имя ставшего вдруг неугодным писателя.
В январе 1973 года оказалось, что фамилия Ефремова во всех каталогах подписных изданий аккуратно заклеена, подписка на собрание сочинений прекращена (в итоге она так и не состоялась). Почти все друзья, ученики, знакомые перестали звонить и навещать квартиру Ефремовых. Остался едва ли десяток близких…
В мае 1973 года Таисия Иосифовна писала Анатолию Фёдоровичу Бритикову в Ленинград: «Я уверена, что не «нелепое недоразумение», а скорее гнусная подлость скоро выяснится. Ивана Антоновича имя не смогут запачкать, как бы завистники и клеветники этого ни хотели. Читатели не дадут его в обиду, слишком много добра и света даёт он своими книгами. Я это увидела 22 апреля — в день его рождения. Ему принесли много великолепно красивых цветов, а ещё больше — благодарности. Видимо, кому-то показалось, что у него мало популярности. Теперь, кто и не читал его, обязательно прочтёт. Грустно, конечно, что мне пришлось во многих людях разочароваться. Вы единственный из ленинградцев, т. е. литераторов, кто написал мне после всего этого. Спасибо Вам большое. А читатели не оставили меня в моём горе. У меня появились новые друзья, верящие в Ивана Антоновича и его будущее.
Сегодня я отвезла в «Молодую Гвардию» «Тайс Афинскую». Должны выпустить её в этом году. Вот и ответ на мои письма и письма читателей».[334]
В июне 1973 года вдова отправилась в Ленинград, чтобы исхлопотать место для могилы мужа на кладбище в Комарове. Когда разрешение было получено, Таисия Иосифовна похоронила урну с прахом.
Иван Антонович завещал часть праха развеять у берегов Греции, и если удастся, над озером Иссык-Куль, где побывал в 1929 году, — в восточной части этого озера могила Николая Михайловича Пржевальского. Первое пожелание выполнить удалось.
Таисия Иосифовна отважно вела борьбу за честное имя мужа, звонила и писала в Совет министров А. Н. Косыгину, в прокуратуру по надзору за следствием КГБ, в Московское отделение КГБ.
Таисия Иосифовна рассказывала:
«В 1974 году, 4 марта, в понедельник, в Ленинграде должна была открыться юбилейная сессия, посвящённая тафономии. Должны быть два доклада: М. В. Куликов — о тафономии, Л. И. Хозацкий — доклад об Иване Антоновиче. В пятницу вечером, 1 марта, мне позвонил Куликов и сказал, что открытая сессия состоится, но два эти доклада об Иване Антоновиче сняты. В программе сессии доклады и имя Ефремова были не зачёркнуты, а выбелены. И все выступления были без имени автора «Тафономии».
В это же время вышла книжка Г. Г. Мартисона «Загадки пустыни Гоби», где начальником палеонтологической экспедиции ПИН стал директор института Ю. А. Орлов, а имя Ефремова вообще отсутствовало.
Утром 4 марта я позвонила в КГБ, разговаривала с В. В. Каталиковым и рассказала о Сессии ВСЕГЕИ и о снятии докладов. Каталиков сказал, что КГБ не имеет к этому отношения. И это перестраховка. Тогда же он сказал, что я могу писать наверх, ссылаясь на них. Вот тогда я написала Брежневу. Взятые при обыске вещи мне вернули позже, летом, со словами, что мы-де Ивана Антоновича ни в чём не обвиняли и не обвиняем, и в самых высоких инстанциях можно на это ссылаться».
На письмо Л. И. Брежневу из Центрального комитета партии пришёл ответ: всё разобрано, все недоразумения будут сняты. Буквально на следующий день позвонил директор издательства «Молодая гвардия» В. Н. Ганичев — вновь запускают подготовку трёхтомника. Это была победа.
Таисия Иосифовна долго раздумывала о проекте памятника на могиле мужа. Старые ленинградские друзья — художница Ирина Владимировна Вальтер и пианистка Алла Петровна Маслаковец — считали, что памятник должен отражать многогранность личности Ефремова. Таисия Иосифовна стала ходить по кладбищам — смотреть, какими бывают памятники, и вспомнила пустынный многогранник, который Иван Антонович привёз из Монголии. Если увеличенную копию его высечь из лабрадорита — благородно-чёрного, с радужным сиянием синего — любимого цвета Ефремова… В этом помог товарищ Аллана.
Памятник получился лаконичным и выразительным.[335] В светлом сосновом лесу из гранитной плиты словно вырастает небольшой кристалл, блестящий чистыми гранями. Надпись проста: «Иван Ефремов. 1908–1972».
В 1975 году «Молодая гвардия» выпустила первые два тома собрания сочинений — тиражи по 200 тысяч экземпляров, в 1976 году вышел третий том и — в серийном оформлении, но без номера тома — роман «Тайс Афинская», тираж которого в 100 тысяч был мал для огромной страны (вскоре последовали допечатки тиража). В 1980 году в таком же оформлении был выпущен том с гобийскими заметками — «Дорога ветров». Лишь одна книга пока не переиздавалась — «Час Быка».
В октябре 1976 года, перед празднованием семидесятилетия писателя, в Московской писательской организации была создана комиссия по творческому наследию Ефремова, председателем стал А. П. Казанцев, членами избрали П. К. Чудинова и Е. П. Брандиса. Евгений Петрович был удивлён, почему в неё не включили Дмитревского, хотел с помощью этой комиссии возобновить хлопоты об издании исправленной и дополненной книги «Через горы времени». Однако выпускать её без упоминания «Часа Быка» было бы нечестным, но на этом романе лежало табу.
Весной 1977 года в Союзе писателей СССР торжественно отметили семидесятилетие Ефремова. Хотя сам Иван Антонович и чуждался пышных празднований, но сейчас юбилей приобретал особый смысл. Это не было возвращением писателю доброго имени — Ефремов этого имени никогда не терял. Это было победой его друзей и читателей над собственными страхами, заставившими многих несколько лет не упоминать Ефремова, восстановлением веры в светлый мир будущего, который он описывал. Заседания проходили в разных городах, залы были полны, и Таисия Иосифовна, скромно остававшаяся в тени, радовалась, слыша добрые слова в адрес мужа.