не тужили; теперь живём – не плачем, так ревём!.. Кругом суета, очереди, страдания и радость вокруг глагола «достать»: достал – не достал.

8 ноября

5-го был сбор у Чижовой. Были Куриленко, Меркуловы, Давидовские, Ильенко, Боряки… Я написал и прочёл грустные строки:

Как в старом году на Арбате,

Где переулки, как пальчики,

Собрались в тесноте, будто в вате,

Прежние мальчики…

Мальчики, ставшие дедами,

Мальчики с седыми висками.

Жизнь наша неведомая,

С загадочными глазами…

Что впереди ещё будет?

Не задавайте вопросов.

Ах, как путь этот труден –

Всё по крутому откосу…

Лина обиделась: а где же девочки?.. А дальше кипучий разговор про Рейкьявик, Чернобыль, про Щёлокова – страсти кипят, глаза горят, никто не хочет соглашаться ни с кем, каждый настаивает на своей версии событий. Умора! Самое большое удовольствие для русского человека – не дело делать, а всласть поговорить, поспорить, выпустить душевный пар… Бывший комитетчик Боряк причал: «Я пенсионер! Я всё могу говорить!..» Ильенко: «Не надо чернить Щёлокова: он столько хорошего сделал для миллионеров…» Толя Ильенко – бывший милиционер, ему, наверное, виднее. Короче, словесный гвалт, крышка кипящего чайника… Итак, бывшие школьники, одноклассники: один умер, один инвалид второй группы, двое вышли на пенсию, остальные вкалывают и мечтают о покое… Вспоминали Тарковского… Было ощущение какого-то братства, но на самом деле это, наверно, всего лишь иллюзия…

Прочитал вторую часть «Доктора Живаго». Ясно: Пастернак не романист. Но отдельные куски хороши. Очень интересны воспоминания Юрия Трифонова о Твардовском. Какая была атмосфера травли вокруг него. «А знаете, Юрий Валентинович, – говорил Твардовский, – иногда проснёшься утром и думаешь: а не бросить ли всё это? Не послать ли куда? Ведь сил не хватает на борьбу…»

И признание Трифонова: «К сожалению, ничего не записывал, и это было величайшей глупостью». А я бы всё записал!..

15 ноября

Зашёл в библиотеку. Раиса Дмитриевна: «А мы думали, что вы остались во Франции…» Выходит, я воспринимаюсь, как внутренний эмигрант. Ещё немного – и слиняю…

Фомин благополучно выбрался из-под нависших над ним туч. По Ежи Лецу: брось счастливчика в воду, он выплывет с рыбой в зубах. Прямо непобедимый рыцарь – Родриго Фоминс. Вместо выговора – поощрение. Умудрённый и умелый карьерист – как раз то, чего я лишён начисто. У меня другие ценности и приоритеты…

11-го в филиале МХАТа смотрели пьесу Гельмана «Скамейка» – в ролях Табаков и Доронина. Ще рассказала о спектакле на работе и выразила мнение, что ей не очень понравилось, на что Бубновская закричала: «Вам этой проблемы не понять. Вы – женщина благополучная…»

А на следующий день во МХАТ на Тверскую – инсценировка Додина «Господа Головлёвы» с несравненным Смоктуновским. Великий Кеша прекрасно играл Порфирия Владимировича.

…Весь мой стол тонет в бумагах – вырезки, книги, журналы. Иногда находит бешенство: всё разметать, сбросить, сжечь и спокойно смотреть в окно, без мыслей, без всякого напряжения. Но, увы, не могу. Видно, судьба приговорила меня к каторжному труду – всё время что-то делать. А может, всё это только Сизифов труд? И эта мысль меня мучает…

23 ноября

Ещё один увиденный театральный спектакль – «Амадей» Питера Шеффера, постановка Марка Розовского. Пинчевский – Моцарт, Сальери – Табаков. И музыка Моцарта и Сальери… Тема зависти звучит и на работе.

Ах, чудная жизнь средь рогов и копыт,

Достойна таланта Лу Синя.

Вот жил бы писатель…

Узнал бы весь быт

И суть обнажил бы: зверинец.

По телевидению была любопытная программа про бардов. Высоцкого и Окуджаву при Лапине не допускали к экрану. А теперь Высоцкий – посмертно – мелькает на ТВ, а Булат – на старости лет, и в звёздах первой величины. О самодеятельной песне Окуджава: «Этот жанр создают думающие люди для думающих людей… не для танцев…»

Я песен не пишу, но вот стишки сочиняю. Грише Полевичку на 50 лет: «Смотреть и дальше зорко вдаль / Желает Грише сам Стендаль. / Идти упрямо и бодрей / Напутствует Хемингуэй. / И сам Марсель, который Пруст, / Сказал: „Гони ты эту – грусть!“ / О, пожеланий целый рой. / Брет Гарт, и Сартр, и Лев Толстой, / Франс, Диккенс, Купер, Эдгар По, – / Все незнакомцы для сельпо, – / Желают Грише дружно все, / Чтоб жизнь цвела во всей красе. / „И наполнялась до краёв“, – / Добавила Катрин Денёв».

Все шуточки да иронизмы, господин Учитель!..

30 ноября

На юбилее Половика солировал Феликс Медведев, он, как выразился, «командует поэзией» в «Огоньке», и его очень любит новый главный редактор – Коротич. Рассказывал, как ездил к Астафьеву под Красноярск, как грузины грозились убить писателя и прочий окололитературный трёп. Короче, Феликс на коне. И вскоре исчез: повёз водку для Ильи Глазунова. Эдакий удобный литературно-хозяйственный мальчик при сонме великих. Нет, роль не для меня… Жена Гриши Лена спела под фоно несколько песен, в том числе гумилёвского «Жирафа»:

Ты плачешь? Послушай… далёко на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

На работе сплошные собрания, сначала партийное, потом журналистское. Все научились говорить, но никто не умеет работать.

В «Книжном обозрении» впервые напечатаны стихи Владимира Набокова. Событие. Прочитал роман Набокова «Камера обскура» (1932) – третий после «Лолиты» и «Приглашения на казнь». Герой «Обскуры» Кречмер женился – «не то чтоб не любя жену, но как-то мало ею взволнованный». Набоков – мастер находить точные слова…

3 декабря

Блиц-поездка в Калинин. Накануне был разговор с Тбилиси, Русико посоветовала Ще: «Муж уедет, а ты побренчи серёжками». Вот это перл!..

Калинин до ноября 1931 года был Тверью, а Советская улица называлась раньше Миллионной. Город осмотрел галопом, вполне презентабельны старые постройки. Выезд в районы с фотокором Курышевым. Деревня Степаньково. В чайной работает немка Зельма Адольфовна Гихель: всё горит под её руками – печёт и парит… Далее Сахарово, Завидово. Доярка Мария Филипповна, 120 кг: «Вы меня лучше сфотографируете под коровой». К приезду корреспондентов из Москвы специально в местный ларёк завезли кое-какие товары. Доярки возмущались: «Когда это рисование кончится?!»

Интересны клички коров: Берёзка, Ягодка, Капризуля, Февралька, Кусачка, Кнопка, Льдинка и т. д.

7 декабря

Продолжим дальше «Анамнез витэ» – историю жизни. Из зрелищ: «Новые амазонки» – польский фильм, спектакль «Луна в форточке» по Булгакову в Театре Пушкина. Средняя постановка, средняя игра актёров, выделялся лишь Арчил Гомиашвили… Показывали