14 (24) ноября Возницын жаловался посредникам на «неправду» турок, на ложность толкования ими «листа Кинского», на вымогательство, «что отнюдь поступить не мочно». В ответ на расспросы об Азове и приднепровских городках им была предпринята попытка убедить англичанина и голландца в важности для европейских соседей Оттоманской Порты сохранения за Россией этих территорий. По его словам, данные крепости вызывали затруднения в движении крымских и других татарских орд при нападениях на приграничные земли как Польши, так и самой державы Габсбургов. «Остатним» (то есть последним) словом он заявил о невозможности отдать городки, даже если все союзники его бросят[2343].

С польским делегатом контакты были менее активными и проходили путем обмена посланиями и сопровождались обещанием поддержки. 13 (23) ноября С. Малаховский прислал предложения польской стороны. Оба посла обещали друг другу «в делех обоих великих государей общее радение и согласие» при контактах с турками[2344].

20 (30) ноября состоялась встреча со всеми союзными послами, на которой Возницын вновь указал на недопустимость возвращения приднепровских городков, требуемых турками «не праведно и злобно». Послы ссылались на действия османских дипломатов и в отношении их самих, утверждая, что «турки ко всем к ним такими ж меры поступают и в своих запросах крепко стоят». Например, австрийцы, по их словам, отдали больше шести местечек и городов, включая земли вокруг Темишвара; поляки за Каменец вернули все завоевания в Валахии (несколько городков); венецианцы поступились многими землями, в добавление к которым представители султана требовали крепости Превеза и Румелин.

22 ноября (2 декабря) Возницын приехал к австрийцам и венецианцам с сообщением о третьей русско-турецкой конференции. В ответ он услышал призывы, заключавшиеся в скорейшем «склонении» к миру, и рассказ о том, что союзники постоянно поддерживают его требования на съездах с турками, угрожая им «не мириться» без России. Однако если он, великий посол, не покажет крепкую склонность к миру, «то они и одни мир учинят, потому что им весть далей войны не возможно». Также союзники упомянули, что попытались однажды потребовать передачу Керчи, в результате реис-эфенди «как услышал, аж взбесился и из рук тот бумажный лист бросил, и пошел было вон…»[2345]. Здесь мы видим хитрый дипломатический ход со стороны австрийцев. Некоторые исследователи полагают, что этими действиями венские дипломаты оказали помощь российскому послу, причем сделано это было по прямому указанию Леопольда I[2346]. Однако услуга явно оказалась «медвежьей». В обстановке, когда и требование турок возврата Азова, и притязание русских на Керчь были взаимно сняты, а основным камнем преткновения являлись приднепровские городки, такой шаг лишь ухудшил ситуацию. Османская делегация, если и склонялась к уступке «московитам», вновь выступила с ужесточением условий договора.

25–26 ноября (5–6 декабря) думный советник направил для обсуждения в станы всех союзников новые «образцовые» статьи о перемирии. После некоторой корректировки проект договора 28 ноября (8 декабря) был переслан посредникам, которые через два дня пригласили Возницына на очередную встречу. 30 ноября (10 декабря) состоялась полуофициальная конференция московского посла с великим драгоманом, инициированная посредниками во время разговора с думным советником. 1 (11) декабря, впервые после обмена церемониальными визитами, в русском стане побывал К. Рудзини. Из разговора с ним подтвердилось намерение союзников пойти на заключение мира с Османской империей, проигнорировав интересы России. Венецианцы, не имея сил и возможности продолжать войну, не поддержали предложение сохранить наступательный союз с русским царем. Беседы с польскими посланцами, приезжавшими 1 (11) и 3 (13) декабря от С. Малаховского, окончательно убедили Возницына в вероломстве бывших соратников[2347].

В этой сложной ситуации Возницын не хотел лично принимать окончательное решение о судьбе переговоров. К концу ноября отсутствие дополнительных инструкций сильно встревожило русского дипломата. Возможно, ему казалось, что окончание длительных переговоров подписанием краткого перемирия с турками, которое лишь временно «замораживало» ситуацию, но ничего не решало, вызовет недовольство государя. В шестой и седьмой почтах (25 ноября (5 декабря) и 2 (12) декабря) из Карловиц, в письмах к Л. К. Нарышкину он взывал о милости: «…изволишь о сем о всем донести великого государя, и его государев указ исходотайствовать…» (из последней почты). Думный советник просил конкретных указаний о том, как поступить с приднепровскими городками, о границах около Азова и Очакова, о «даче хану казны», о «всем состоянии того… миру» с турками и татарами[2348].

В начале декабря 1698 г., во время наибольшего обострения ситуации с приднепровскими городками, Возницын запросил от союзников десять недель на посылку гонца в Москву для выяснения четкой позиции российского монарха по поводу уступки крепостей. Просьба была оформлена в письменном виде и 4–5 (14–15) декабря разослана по посольским станам. Все «соратники» по Священной лиге отказались предоставлять отсрочку, однако австрийцы и венецианцы завуалировали это в достаточно витиеватой форме, а поляк прямо указал на «вредителнейшие» последствия, которые «так потребно мира разрушити и дело христианское по толиких благополучиях и победах сицевым образом пагубе предати»[2349].

Перелом в русско-турецких переговорах наступил 30 ноября (10 декабря), когда со стороны османской делегации на полуофициальной встрече в присутствии посредников впервые прозвучало предварительное согласие на «армистициум». После нескольких тайных пересылок и новых попыток склонить чашу весов в свою пользу стороны на четвертой конференции 10 (20) декабря 1698 г. в общих чертах договорились о двухлетнем перемирии. После активного обмена промежуточными вариантами соглашения, его черновиками, а затем и беловыми текстами обе делегации к 25 декабря 1698 г. (4 января 1699 г.) закончили оформление всех необходимых бумаг.

Хотя договор в итоге был датирован днем Рождества Христова, в реальности его подписание задержалось на три недели. Причиною стали действия венецианского посла, который не успел закончить переговоры с османами из-за ужесточения ими требований к Республике Святого Марка. К. Рудзини, прежде сам торопивший думного советника, оказался вынужден умолять всех союзников о его поддержке в противостоянии с дипломатами Блистательной Порты: «…венет, как угорелой, бросается ко всем к нам, просит помощи». Прокофий Богданович, воспользовавшись моментом, не преминул поддеть «непоследовательного» соратника по Священной лиге: «Я венету часто к словам говорю: они делали другим и союза не держали, и основание подписали, и к миру принудили, и прошение к продолжению войны презрели. Бог обратил то все к ним еще в вящую тягость»[2350].

Показывая всем верность союзническому долгу и оттягивая подписание договора ради венецианца, русский посол в последний момент сделал неожиданный ход. Узнав о назначении на 16 (26) января 1699 г. даты подписания