у нас под носом, — сказал Тиамак. — Когда Изгримнур нашел Камариса в гостинице в Кванитупуле, его звали «Сеаллио» — что значит «крик» или «зов» на пердруинском. Имя знаменитого рога Камариса — «Селлиан», тот же смысл на наббанайском языке.

Адиту поднялась на ноги — с такой же легкостью встает на крыло ястреб.

— Селлианом его называли только смертные. Но у него есть более древнее, истинное имя Создания. Рог, который вам отдала Амерасу, принадлежал ситхи еще до того, как Камарис подул в него во время сражения. Он звался Ти’туно.

— Но как он попал в руки Камариса? — спросила Мириамель. — И как снова вернулся к ситхи?

— На первую часть вопроса я могу легко ответить, — сказала Адиту. — Ти’туно сделан из зуба дракона Хидохеби, Черного Червя, которого убили Хакатри и Инелуки. Когда принц Синнах, смертный эрнистириец, пришел к нам на помощь во время битвы при Акх Самрате, Ийю-Анигато из Дома Ежегодного танца отдал рог принцу в знак благодарности, дар другу от друга.

Когда Адиту смолкла, Бинабик посмотрел на нее, молчаливо попросив разрешения продолжать, — она кивнула.

— Через многие столетия после падения Асу’а, когда к власти в Эркинланде пришел король Джон, у него появился шанс сделать эрнистирийцев своими вассалами. Однако он не стал так поступать, и в благодарность король Ллитинн послал ему рог Ти’туно как часть приданого Эбеки, когда она стала женой Престера Джона. — Он поднял маленькую руку в жесте дарения. — Камарис охранял Эбеку во время путешествия и благополучно доставил в Эркинланд. Джону невеста из Эрнистира показалась такой красивой, что он отдал рог Камарису, чтобы почтить день ее прибытия в Хейхолт. — Бинабик снова взмахнул рукой, словно хотел нарисовать картину, которой могли полюбоваться все присутствующие. — Ну а относительно того, как он вернулся к Амерасу и ситхи — возможно, нам расскажет сам Камарис. Но именно оттуда он прибыл: «с корабля в самом мелком море».

— Эту часть я не понимаю, — признался Изгримнур.

Адиту улыбнулась.

— Джао э-Тинукай’и на нашем языке означает «Лодка в океане деревьев». Трудно представить более мелкий океан, чем тот, где нет воды.

Саймон устал от бесконечных слов и постоянно менявшихся говоривших людей.

— Что ты имел в виду, когда сказал: «Возможно, нам расскажет сам Камарис», Бинабик? Я думал, Камарис не может говорить, он немой, или безумен, или на него наложено заклятие.

— Возможно, верны все три причины, — ответил тролль. — Но весьма вероятно, что в последней строчке стихотворения речь идет о самом Камарисе — и когда все, о чем там говорится, соберется вместе, он перестанет быть пленником и обретет свободу. Мы надеемся, что к нему вернется разум.

И вновь все на некоторое время замолчали.

— Конечно, — наконец заговорил Джошуа, — остается решить проблему, что делать дальше, если верить предпоследней строке. — Он поднял вверх руки, на левой все еще оставались кандалы Элиаса, а правая заканчивалась культей, затянутой в кожу. — Как видите, — продолжал он, — единственное, чего нет у принца, — его правой руки. — Он позволил себе насмешливо улыбнуться. — Но мы надеемся, что стихотворение не следует понимать буквально. Может быть, если все названное окажется передо мной, из этого что-то получится.

— Однажды я попытался показать Камарису Шип, — заговорил Изгримнур. — Подумал, что это заставит его вспомнить себя, если вы меня понимаете. Но он отказался даже подойти к мечу. Камарис вел себя так, словно перед ним ядовитая змея. Он вырвался и вышел из комнаты. — Изгримнур немного помолчал. — Но если собрать все вместе — рог, меч и остальное, тогда…

— Ну? — спросила Мириамель. — Почему бы не попробовать?

— Потому что мы не можем, — мрачно сказал Джошуа. — Мы потеряли рог.

— Что? — Саймон посмотрел на принца, надеясь, что он пошутил. — Как такое может быть?

— Рог исчез во время сражения с Фенгболдом, — ответил Джошуа. — Это одна из причин, по которой я хотел, чтобы ты пришел, Саймон. Я думал, что ты решил забрать его на хранение.

Саймон покачал головой.

— Я был рад от него избавиться, принц Джошуа, — сказал он. — Я боялся, что забуду его отдать и тем самым обреку всех на гибель. Нет, я его больше не видел.

Никто в шатре также не видел рог.

— Значит, — подвел итог Джошуа, — мы должны начать поиски — но незаметно. Если среди нас предатель или просто вор, ему не следует знать, как много значит рог, в противном случае мы можем потерять его навсегда.

Адиту снова рассмеялась. На этот раз ее смех показался всем шокирующе неуместным.

— Прошу меня простить, — сказала она, — но в такое зида’я никогда не поверят. Потерять Ти’туно!

— Не смешно, — прорычал Саймон. — Кстати, а ты не можешь использовать магию, чтобы его найти?

Адиту покачала головой.

— Это так не делается, Сеоман, — ответила она. — Однажды я уже пыталась тебе объяснить. И я сожалею, что рассмеялась. Я помогу вам отыскать рог.

Однако она не выглядит расстроенной, — подумал Саймон. Но, если он неспособен понимать смертных женщин, у него и через тысячу лет не будет шанса разобраться в том, что думает ситхи.

Все неспешно, негромко беседуя между собой, покидали шатер принца. Саймон ждал Мириамель снаружи. Когда она вышла, он зашагал рядом с ней.

— Значит, они собираются вернуть Камарису его воспоминания, — сказала Мириамель, которая выглядела рассеянной и усталой, словно плохо спала ночью.

— Если мы сможем найти рог, то попытаемся. — Саймон радовался, что Мириамель видела его на совете Джошуа.

Мириамель повернулась и укоризненно на него посмотрела:

— А если он не хочет, чтобы воспоминания к нему вернулись? — резко спросила она. — Что, если он счастлив сейчас, впервые в жизни?

Саймона удивили ее слова, но он не сумел найти ответа. Они молча шли рядом до самого поселения, где Мириамель попрощалась с ним и дальше зашагала одна. Саймону осталось лишь пытаться понять ее слова. Возможно, у Мириамель также имелись воспоминания, от которых она хотела бы избавиться?

Джошуа стоял в саду за Домом Прощания, там его и нашла Мириамель. Он смотрел в небо, на котором облака походили на ленточки разорванного полотна.

— Дядя Джошуа?

Он повернулся.

— Мириамель. Рад тебя видеть.

— Ты любишь сюда приходить? — спросила она.

— Да, наверное. — Он медленно кивнул. — Здесь подходящее место для размышлений. Я слишком сильно тревожусь из-за Воршевы — из-за нашего ребенка и того, в каком мире он будет жить, — чтобы чувствовать себя спокойно в других местах.

— И ты скучаешь по Деорноту.

Джошуа снова обратил взгляд к заполненному облаками небу.

— Да, скучаю. Но, что еще важнее, хочу, чтобы его жертва не оказалась напрасной. Если наша победа над Фенгболдом поможет в нашей борьбе, мне станет