1917 г., в своих «Письмах из далека», письмо 4-е «Как добиться мира», п. 6-й. И после прихода к власти большевики объявили об аннулировании всех внешних и внутренних займов, царского и Временного правительств, а национализации включала предприятия, принадлежащие и иностранному капиталу.

Реакция со стороны дипломатического корпуса на эти шаги последовала незамедлительно, в его официальном протесте заявлялось, что их страны считают «постановления об отказе от уплаты государственного долга, о конфискации собственности, и так далее, недействительными в той их части, которая, затрагивает интересы иностранных подданных…»[3836].

В ответ, во время конференции в Генуе, на неофициальном совещании на вилле «Альбертис», большевики выдвинули свои контрпретензии за понесенный страной ущерб:

Тогда М. Литвиновым, по словам Ллойд Джорджа, были приведены «поражающие воображение» цифры, названа сумма в 50 млрд золотых рублей[3837], величина «совершенно непостижимая». Для заявки такой суммы, указал он, не стоило и ехать в Геную. Поясняя позицию британского правительства, Ллойд Джордж отмечал, что оно «не компетентно согласиться с каким-либо уменьшением частных, индивидуальных долговых требований. Иное дело — государственные претензии к России, где можно было бы пойти на сокращение суммы долга и на снижение части просроченных или отсроченных на будущее процентов»[3838].

«Мнение британского премьера о неосновательности советских контрпретензий ошибочно, — заявлял в ответ нарком Чичерин, — Российская делегация могла бы доказать, что контрреволюционное движение до момента поддержки из-за рубежа было бессильным, разгромленным и утратившим всякое значение… «Во время этих контрреволюционных событий был причинен огромный ущерб — до 1/з национального богатства России, — вызванный вторжением и интервенцией, и за этот ущерб союзные правительства целиком ответственны… В настоящее время возмещение ущерба, причиненного правительственными действиями, является принципом международного права, уже признанным в случае с «Алабамой»»[3839]…

Чичерин мог бы сослаться и на более близкий пример: на статью 217 Версальского договора 1919 г., согласно которой «союзники и партнеры оставляют за собой право конфисковать и ликвидировать все имущество, претензии и интересы, принадлежащие на дату ратификации договора гражданам Германии или контролируемым ими фирмам, расположенным на их территориях, колониях, владениях и протекторатах»[3840].

«Союзные державы стремились сокрушить новую Россию, которая возникла из революции, и потерпели неудачу. Тем самым, — подводил итог Чичерин, — они освободили новую Россию от всяких обязательств Антанте…». «Если у соседа раздор между двумя партиями, мы, — отвечал Ллойд-Джордж, — поддерживаем ту из них, которая идет с нами, и отказываемся от возмещения ущербов другой партии»[3841].

Какова же была реакция прессы на совещание на вилле «Альбертис»? — В газете «Нью-Йорк таймс» и других изданиях Нортклифа помещалась критика в адрес Ллойд Джорджа, который, по «снисходительной» оценке «Нью-Йорк таймс», занимался в Генуе «продажей британских интересов!» Попутно отмечалось, что в итальянском общественном мнении, наряду с известным недоверием к советской делегации, проявляется смешанное чувство любопытства и… симпатии. Глава французской делегации Л. Барту был явно недоволен итогами дискуссии: в интервью газете «Нью-Йорк геральд трибюн» он заявил, что «50 млрд рублей золотом — это вдвое больше, чем та сумма, которую Франция требует от Германии за четырехлетнюю опустошительную войну… Я отказываюсь входить в обсуждение обязательств по отношению к государству, которое своих обязательств не выполняет»[3842].

Прямо противоположную точку зрения высказывал один из членов английской делегации — известный экономист Дж. Кейнс. В той же газете «Нью-Йорк геральд трибюн», дискутируя с французами, он писал: «Если вы требуете непосильного, не получите ничего»… «Если мы применим по отношению к России те же самые приемы, которые применяли к Германии, и заставим ее под давлением экономических санкций дать такое обещание, которое она выполнить не может и о котором нам самим известно, что оно невыполнимо, мы опозорим себя. Предложение, которое мы сделаем России, должно быть такого рода, чтобы обеим сторонам его выполнение было выгодным». Затем «Кейнс дает отповедь и не в меру ретивым защитникам «святости обязательств», вытекающих из долговых отношений и иностранной собственности на территории государства, проведшего национализацию: «Что же касается частных капиталистов, которые дают свои деньги иностранному государству, то они всегда делают рискованное дело, ибо нет такого принципа международного права, которое предоставляло бы им какие-либо гарантии. Поэтому-то капиталисты, которые дали свои деньги Царскому правительству, были вовлечены в весьма рисованное предприятие, и должны будут чувствовать себя счастливыми, если получат хоть что-нибудь»[3843].

Большевики отказались выплачивать долги прежних правительств, по поводу чего вл. кн. Александр Михайлович замечал: «Никто не спорит, они убили трех моих родных братьев, но они также спасли Россию от участи вассала союзников»[3844]. К подобным выводам приходил в эмиграции и представитель прежних дореволюционных правящих сословий А. Бобрищев-Пушкин: «Россия, обремененная многомиллиардным долгом союзникам, бывшая накануне совершенно невероятных комбинаций чужих и своих капиталистов, которые все запустили бы в ее тело свои когти после войны, после ее же победы, Россия, заведенная до Октябрьской революции в безысходный международный и внутренний тупик, от этой революции только выиграла… Теперь же тяжело, но выход есть…»[3845].

В конечном счете, правоту большевиков де-факто признают все без исключения европейские кредиторы России. Эти военные долги, укажет Дж. Кейнс, «не соответствуют человеческой природе и духу эпохи»[3846]. «Цивилизация, — пояснял премьер-министр Италии Ф. Нитти, — уже отменила телесные наказания для неплатежеспособных должников, и рабство, от которого освобождаются отдельные люди, не должно навязываться нациям демократиями, которые называют себя цивилизованными»[3847].

Все страны, в том числе Франция и Англия, не только урегулируют свои долговые обязательства с Советской Россией, но и сами, находясь на грани банкротства, во время Великой Депрессии 1930-х гг., откажутся погашать свои военные обязательства перед Соединенными Штатами…[3848]

А могло ли быть иначе?

Возможно русский коммунизм развивался бы совсем по другому, если бы не горькая реальность гражданской войны, которая способствовала развитию некоторых черт, не имеющих ничего общего с марксистской идеологией.

П. Кенез[3849]

«Одной из величайших ошибок Антанты по отношению к России было то, что Антанта обращалась с ней не как с павшей дружеской страной, а как с побежденным врагом, — отмечал премьер-министр Италии Нитти, — Не было ничего более нелепого, как видеть в людях старого порядка истинных представителей государства, которого больше не существовало»[3850].

На возможность альтернативного развития событий указывали знаменитые 14 пунктов Вильсона, озвученные им на заседании Конгресса в январе 1918 г. VI пункт президента требовал «Эвакуации иностранных войск со всей российской территории и такое урегулирование всех вопросов, затрагивающих Россию, которое обеспечило бы ей возможности для независимого политического и национального самоопределения, обеспечило