Немного погодя Чарльз еще раз перечитал письмо, обращая особое внимание на рассказ Орри о мексиканских событиях, и ужас от того, что он узнал, не только не уменьшился, но и, наоборот, усилился.

Конечно, Чарльз был благодарен кузену за предостережение и все же, как ни странно, предпочел бы остаться в неведении. Человек, который взращивал свою ненависть больше пятнадцати лет, был, без сомнения, безумен, и мера его безумия не поддавалась описанию. Все это породило в душе Чарльза беспредельный, почти животный ужас, который он, к своему стыду, совершенно не мог побороть.

* * *

Каждый раз, когда Чарльзу приходилось после этого разговаривать с Бентом или встречаться с ним при посторонних, он испытывал мучительную неловкость. Ни на минуту он не мог забыть о той ужасной правде, которая скрывалась за хитрыми глазками капитана.

Бент же, со своей стороны, никакой враждебности не выказывал. Правда, и разговаривал он со вторым лейтенантом редко и только в тех случаях, когда этого требовали служебные обязанности. Это не могло не радовать Чарльза. Возможно, думал он, на капитана так подействовала его угроза призвать в свидетели Ланцманов. Так или иначе, но спустя несколько недель страх Чарльза стал понемногу отступать, и он с нетерпением ждал, когда же приказ о новом назначении для него или для Бента разведет их в разные стороны, и желательно навсегда.

А пока ему не оставалось ничего другого, как только постоянно быть начеку.

* * *

Пока отряд Бента находился на ферме Ланцманов, некто Мэтью Липер, известный своей симпатией к индейцам агент резервации команчей, увел своих людей на Индейскую территорию после их конфликта с вооруженными белыми поселенцами. Местные фермеры, возмущенные предательским, с их точки зрения, поступком Липера, подали прошение губернатору Хьюстона о закрытии агентства.

Всю осень эту новость горячо обсуждали в гарнизоне. А еще замечательным поводом для шуток стало создание в Кэмп-Верде особой воинской части, сразу получившей название «верблюжий корпус», в которой специально привезенных из Египта двугорбых верблюдов собирались использовать в качестве вьючных животных. Ну и конечно, Второй кавалерийский не мог обойти вниманием успехи капитана Ван Дорна в сражении с индейцами вичита.

Все выходцы из Огайо много говорили о событиях на Востоке. Добиваясь переизбрания в сенат, Стивен Дуглас и «черный республиканец» Линкольн предприняли совместный тур по разным городам Иллинойса. Знающие люди утверждали, что Дуглас наверняка вернется в Вашингтон, когда избиратели сделают в январе свой выбор, но победа будет нелегкой. На собрании во Фрипорте Линкольн вынудил его к весьма опасному признанию.

Это произошло во время дебатов о Миссурийском компромиссе 1820 года и о более позднем деле Дреда Скотта. По делу Скотта Верховный суд признал незыблемость прав собственности рабовладельцев, отметив, что принятый ранее так называемый Миссурийский компромисс, который запретил рабство к северу от границы раздела, является неконституционным и должен быть аннулирован, поскольку нарушает теорию народного суверенитета. В ответ на хитроумные вопросы Линкольна Дуглас заявил, что, невзирая на решение Верховного суда, есть только один – простой, законный и в высшей степени практичный способ отмены рабства для любой территории, и заключается он в том, что легислатура должна отказаться принимать законы, специально защищающие права рабовладельцев. Ни один благоразумный человек не станет рисковать дорогостоящими неграми на территории, где он всегда может их потерять.

– Рабство не просуществовало бы ни дня и даже часа, – заявил Маленький Гигант, – если бы его не поддерживали карательные меры.

Идеи Дугласа получили название Фрипортовской доктрины, по названию города, где они были впервые высказаны. Один офицер-южанин из Первого кавалерийского сказал Чарльзу в разговоре:

– Этот человек навредил сам себе. Теперь наши демократы ни за что его не поддержат.

В октябре на севере штата Нью-Йорк сенатор Сьюард произнес речь, которая широко освещалась в прессе. Север и Юг, по его выражению, оказались в состоянии «неотвратимого конфликта» в вопросе рабства. Это заявление снова распалило южан, и даже самые пылкие из республиканцев согласились с тем, что злобная риторика Сьюарда тем самым только еще больше подтолкнула Юг к выходу из Союза.

И тем не менее лишь немногие могли себе представить, что когда-нибудь американцы действительно поднимут оружие против американцев. Пока конфликт оставался только войной слов.

Елкана Бент время от времени тоже участвовал в спорах. После долгого лечения капитан потерял десять фунтов веса, однако сохранил свои весьма своеобразные взгляды. Он утверждал, что настоящая гражданская война вполне возможна, и всячески демонстрировал, что будет ей очень рад.

– Война позволит нам превратить теорию в практику. В конце концов, для чего нас учили? В чем вообще смысл и цель нашей профессии? Не поддерживать мир, а завоевывать его, как только начнется кровопролитие. У нас нет другого призвания. Это наш святой долг, джентльмены.

Несколько офицеров, и Чарльз среди них, заметили, какое восторженное при этом у него было лицо. Кто-то покачал головой, но не Чарльз. Этот человек уже ничем не мог его удивить.

* * *

Пока шла зима, он разговаривал с Бентом только по долгу службы, поэтому был весьма удивлен, когда однажды теплым апрельским вечером открыл дверь, услышав чей-то стук, и обнаружил его на пороге.

– Добрый вечер, лейтенант, – улыбнулся Бент. – Примете гостя?

– Конечно, сэр. Входите.

Он отступил назад, чувствуя, как мгновенно напружинились нервы. Бент с важным видом прошел в комнату, и Чарльз закрыл дверь. От капитана исходил сильный запах виски.

Для обычного визита выглядел Бент довольно странно. Он был в полной парадной форме и даже в шляпе с плюмажем, на широком ремне сбоку висела сабля. Когда он снял шляпу, Чарльз увидел, что волосы у него аккуратно разделены на прямой пробор и смазаны душистым маслом.

– Из дома? – кивнул Бент на большие тонированные дагеротипы, лежавшие на стуле.

– Да, сэр. Родные устроили пикник в честь годовщины свадьбы моей кузины Эштон. Большинство гостей – с соседних плантаций. – Чтобы проверить Бента, Чарльз протянул ему одну из фотографий. – Мой кузен Орри Мэйн, – осторожно сказал он, указав на сурового бородатого мужчину. – Это он убедил меня поступить в Академию. Он сам там учился. Думаю, примерно в одно время с вами.

Бент сжал губы и вгляделся в снимок, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Этот человек отлично умел скрывать свои чувства и оттого был еще опаснее.

– Кажется, припоминаю, что был какой-то кадет с именем Орри, – сказал Бент, – но я его почти не знал. Даже в те времена янки с южанами не слишком ладили. – Капитан хотел уже вернуть дагеротип, но неожиданно снова начал его рассматривать. Его внимание привлекла темноволосая женщина, стоявшая сбоку. У нее был немного странный, словно остекленевший взгляд, и все же Бент нашел ее просто обворожительной. – Какая красавица! – воскликнул он, постучав по фотографии. – В ней есть что-то экзотическое.