важнейшего способа воздействия на все стороны жизни государства. А то, что руководство КПСС надеялось опереться на общественное мнение, воплощенное в прессе, на голоса рядовых коммунистов как на средство проведения кадровой «чистки» и осуществлять ее посредством альтернативных выборов,— это вообще не имело прецедентов в истории партии,

В окружении Горбачева решили применить очень сильные средства.

Возникла и другая тема — в чем причины кризисных явлений в стране и партии, кто должен нести ответственность за них? Вопросы эти были отнюдь не риторическими, и перевести их в философскую плоскость рассуждений не удавалось. Дискуссия на эту тему неожиданно возникла на заседании Политбюро 19 января 1987 г., когда обсуждался проект доклада на пленуме по кадровой политике. Спор возник по поводу формулировки доклада, что «ЦК КПСС, руководство страны прежде всего в силу субъективных причин не смогли своевременно и в полном объеме осознать необходимость перемен, опасность нарастания кризисных явлений в обществе...»88.

Ельцин предложил конкретизировать это положение, заявив, что в застое и торможении развития страны виноваты тогдашние члены Политбюро, и предложил дать каждому из них персональную оценку84 (Напомним, что из того «застойного» Политбюро в новом составе были и сам Горбачев, и Громыхо, и Щер- бицкий, и Алиев, и Соломенцев, и Воротников, кандидатами з члены Политбюро тогда были Шеварднадзе, Долгих, Демичев, Чебриков.) Такое углубление и уточнение общего тезиса, перевод принципа «коллективной безответственности» к ответственности персональной, понятно, одобрения не вызвали. По мнению Ельцина, в докладе завышена оценка перестройки, негативные явления еще сильны в жизни страны, да и последние, «послеапрельские» годы следовало бы оценить более критично. По его мнению, в ряде регионов страны мало что изменилось, да и в аппарате ЦК сохраняется прежний «нажимной» стиль работы.

В начавшемся обсуждении последовали советы «не ворошить прошлое». Шеварднадзе не без ловкости попытался уйти от ответственности и защитить своих коллег, заявив, что «в Политбюро в те годы не было коллегиальности, решения принимались узкой группой, минуя Политбюро»1'0. Горбачев «высказался против того, чтобы в оценке прошлого сводить дело к оценке членов руководства и членов ЦК прежних составов. Для нас важны политические выводы и извлечение уроков на будущее»,— заявил он. По мнению Горбачева, причина того, что перестройка идет медленно,— в ошибках кадровой политики, управленческих структур91.

Спор в Политбюро приобрел принципиальный характер. Если до последнего времени наибольшими радикалами там были сам Горбачев и его «интеллектуальный штаб» во главе с л ков левым, то теперь в составе Политбюро оказался человек, который позволил себе критиковать их подход, настаивая на еще большей радикальности. Слова Горбачева, адресованные Ельцину, что в стране нужна перестройка, а не перетряска кадров, становились оценкой Горбачевым работы, которую Ельцин проводил в Москве. Тандем Горбачев — Ельцин начал разваливаться. Это было сильным ударом для Ельцина: уходила та опора, которая была необходима первому секретарю Московского горкома партии.

Горбачев не простил Ельцину его выступления. На следующий день он звонил Воротникову и говорил ему, что методы Ельцина — заигрывание с кадрами, обещания, перетряска кадров, что положение с Москве не меняется к лучшему...52 Телефонные звонки, судя по наблюдениям, предсказывали одно — желание Горбачева избавиться от неудобного ему человека. Так было с Тихоновым, Гришиным, Кунаевым... Теперь подходила и очередь Ельцина.

27-28 января 1987 г. состоялся Пленум ЦК «О перестройке и кадровой политике». Позже он был оценен как одно из крупнейших политических событий времен перестройки. Он указал на стремление Горбачева и политического руководства страны продолжать реформы. В докладе Горбачева констатировалась «опасность нарастания кризисных явлений в обществе»93, ясно было обозначено стремление показать причины этих кризисных явлений. Это вынудило Горбачева дать исторический экскурс, что, в свою очередь, вызвало резкую критику в адрес ученых-обществоведов — историков, философов, экономистов, оставшихся, по его словам, на позициях 30-40-х гг. Определяя природу перестройки, Генеральный секретарь видел в ней прежде всего новый этап совершенствования социализма, которое должно было происходить с опорой на массы, развитие демократии, интенсификацию экономики, решительный поворот к науке.

У этой позиции нашлись и оппоненты. В выступлениях на пленуме И. К. По- лозкова, тогда первого секретаря Краснодарского обкома КПСС, В. Н. Голубе- вой, директора ткацкой фабрики, ряда других депутатов содержалась критика прессы, переступавшей, ijo их мнению, в своем критическом настрое грань объективности, «очернявшей» историческое прошлое страны.

В собственно кадровой политике на пленуме был одобрен ключевой вопрос — об альтернативных тайных выборах в партии. Было принято принципиальное решение о проведении первой после войны партийной конференции. Произошли и кадровые изменения: из состава Политбюро был выведен Д. А. Кунаев (подробнее см. ниже); из секретарей ЦК — М. В. Зимянин. Кандидатом в члены Политбюро стал А. Н. Яковлев, секретарями ЦК КПСС — А. И. Лукьянов и Н. Н. Слюньков.

Страна непредсказуемого прошлого, или Какой социализм у нас был

Весь пафос «перестройки» — это стремление к новому этапу в развитии социализма, но социализма «истинного», «не подверженного деформациям "культа личности" и "застоя"». Законный вопрос — а каким же был этот «истинный социализм»? Резкая критика в адрес ученых-обществоведов, раздавшаяся на январском (1987 г.) Пленуме ЦК, стала стимулом и для поиска самого «истинного» социализма, и для установления его деформаций. Партийная наука, выпестованная на специализированных кафедрах марксизма-ленинизма в его историческом, философском или экономическом обличье в высших партийных школах и Академии общественных наук, в идеологически дисциплинированных институтах Академии наук СССР, оказалась мало приспособленной для подобных изысканий.

Другое дело — литература. Ослабление идеологического контроля, политическая реабилитация поэта Н. Гумилева, разрешение издавать произведения писателей-эмигрантов привели к тому, что в страну вернулась литература 20-30-х гг. Не издававшиеся в нашей стране произведения М. Булгакова, А. Платонова, Б. Пильняка, Н. Берберовой, В. Ходасевича, Е. Замятина, А. Ахматовой, Б. Пастернака показывали прошлое страны не так, как об этом писали историки. Одновременно с этим появилось большое число художественных произведений, по- своему раскрывающих историю страны. Это книги А. Рыбакова о Москве 30-х гг., где главными действующими лицами были не только «дети Арбата», но и Сталин, Киров, Ежов, другие политические деятели, имена которых советский читатель едва ли не впервые увидел именно на страницах этой беллетризирован- ной истории; роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба», который не только создал широкую, поистине эпическую картину войны, но и заставлял сравнивать и находить политическое родство в функционировании государственных механизмов Советского Союза и нацистской Германии. Повесть А. Бека «Новое назначение» художественными методами исследовала советскую экономику,