Югославии, Скандинавских стран. Возникла серьезная угроза загрязнения питьевой воды.

Самыми страшными проблемами становились медицинские, в том числе связанные с длительными последствиями радиационного поражения. «За истекшие сутки дополнительно госпитализировано 2 703 человека... На стационарном обследовании и лечении находятся 10 198 человек, из которых 345 имеют признаки лучевого заболевания. Среди них в том числе 35 детей. С момента аварии погибло два и умерло 6 человек. В тяжелом состоянии находятся 35 человек»,— гласил один из многих протоколов Оперативной группы Политбюро7"4 Свыше 110 тыс. человек были переселены на новые земли. Кроме того, что люди оставляли все нажитое десятилетиями имущество на старых местах, нередко выяснялось, что их отселяли в не менее загрязненные районы, тем более что пресловутые радиационные пятна оказывались подвижными.

Для сотен тысяч людей, живших в благодатнейших районах Украины, Белоруссии и России, вдруг возникла проблема «чистого» питания. Местный скот, молоко, овощи и фрукты, грибы и ягоды оказались опасными для здоровья.

Болели дети. Росло социальное напряжение, недоверие к власти.

3 июня 1986 г. состоялось очередное заседание Политбюро, на котором рассматривались вопросы ликвидации последствий чернобыльской аварии.

Был заслушан доклад Комиссии правительства по расследованию причин аварии на Чернобыльской АЭС. Это была первая обстоятельная попытка найти ответ, почему произошел взрыв на атомной электростанции, считавшейся прежде абсолютно безопасной. Доклад представил заместитель Председателя Совета Министров СССР Б. Е. Щербина75

«Позвольте доложить о главном,— заявил он.— Как известно, 26 апреля на энергоблоке № 4 Чернобыльской станции произошел паровой взрыв реактора. Разрушено здание установки. Из реактора была выброшена часть топлива в виде радиоактивных осколков и аэрозолей. Взрыву предшествовал неконтролируемый "разгон" реактора. Авария произошла в результате грубейших нарушений эксплуатационным персоналом технологического регламента и в связи с серьезными недостатками в конструкции реактора.

Но эти причины не равнозначны. Исходным событием аварии Комиссия считает ошибки эксплуатационного персонала. Авария стала возможной, прежде всего, из-за серьезных недостатков в работе эксплуатационного персонала станции, создавшейся здесь обстановки беспечности. Все внимание сосредоточивалось на выработке электроэнергии. ...Здесь, как нигде, ошибочная уверенность в полной безопасности АЭС, их "эталонности" для всей индустрии, как утверждают многие специалисты атомной энергетики, переросла в опасное убеждение...

Аварии предшествовало проведение испытаний электрообеспечения собственных нужд блока в условиях максимальной проектной аварии. ...Программа проведения этих испытаний составлена небрежно, не была согласована, как это полагается, с генеральным проектировщиком, главным конструктором, научным руководителем и Госатомэнергонадзором...

Директор станции и заместитель главного инженера по науке в разработке программы и проведении указанных испытаний участия не принимали.

В системе аварийной защиты предусмотрено автоматическое отключение реактора при закрытии стопорных клапанов турбины. Эта защита... которая должна останавливать реактор немедленно, оказалась отключенной. ...Стопорные клапаны были закрыты в 1 час 23 мин. 04 сек. Из записей следует, что команда на остановку реактора последовала через 36 сек. Несколькими секундами позже (рас- четно в I час 23 мин. 46 сек.) произошел взрыв.

Этим событиям предшествовали и другие нарушения технологического регламента, которые по существу подвели реактор к аварийной ситуации. 25 апреля была отключена система аварийного охлаждения, что категорически запрещено дела ь при работающем реакторе...

На ошибки эксплуатационного персонала наложились недостатки конструкции реактора. Они явились причиной развития процесса в максимальную гипотетическую аварию, самую крупную в истории атомной энергетики».

Итак, Щербина назвал две причины, которые, по мнению комиссии, привели к аварии. Первая — грубейшие ошибки персонала и отсутствие технологической дисциплины. Вторая — недостатки самого реактора типа РБМК, разработанного еще в середине 50-х гг. Создание этой техники было исключительной прерогативой военно-промышленного комплекса.

Горбачев обвинил производственников и ученых-ядерщиков в том, что они передали в народное хозяйство недоработанный реактор. «Не получается ли так,— утверждал он,— что волюнтаризм отдельных лиц вовлекает страну в авантюру?»

«Монополизм действительно очень велик»,— подтвердил Щербина.

Горбачев допытывался: «Кто вносил предложение о дислокации АЭС около городов? Чьи это были рекомендации?»

Щербина оправдывался: «Кто конкретно принимал решение о строительстве в Чернобыле, я сейчас точно сказать не могу, но, согласно установленному порядку, выбор площадки рассматривается в Госплане и Госстрое, которые вносят предложение о строительстве АЭС».

Горбачев нажимал: «Вы должны это точно знать».

Читая этот диалог, трудно отделаться от ощущения неприличия происходившего. И Горбачев, и Щербина, и другие члены Политбюро прекрасно знали, кто принимал решения. Эти решения всегда принимались Политбюро ЦК КПСС, принимались по представлению центральных министерств, с согласия и одобрения партийных органов. Программу развития ядерной энергетики на Украине лоббировал первый секретарь ЦК Компартии Украины, член Политбюро ЦК КПСС Щербицкий, участвовавший в этом заседании.

Правила партийного этикета, требовавшего признавать свою вину в силу партийной целесообразности, нарушил старейший участник заседания, легендарный Ефим Павлович Славский, трижды Герой Социалистического Труда, человек, с первых дней участвовавший в советской ядерной программе, получивший свою первую Звезду Героя в 1949 г. за первую советскую атомную бомбу, почти тридцать лет руководивший Министерством среднего машиностроения (под этим названием скрывалось министерство, отвечавшее за разработку и создание ядерного оружия, ядерных реакторов и технологий). Он не собирался подыгрывать Горбачеву.

«Михаил Сергеевич, я потрясен вашими оценками нас, коммунистов, работающих в Средмаше, будто мы не подконтрольны партии,— заявил Славский.— Что касается Чернобыля, то я утверждаю, что мы сделали рукотворный взрыв. Шашарин (Г А. Шашарин, заместитель министра энергетики и электрификации СССР.— Авт.) здесь пел, как артист Большого театра. Но он не сказал, почему проводили на АЭС совершенно бессмысленный эксперимент. Кому он был нужен? Плюс к этому заблокировали систему аварийной защиты. Ядерный процесс идет в реакторе так же, как и в бомбе, но в реакторе он управляемый. В данном случае взрыв был паровым, но фактически он вызван ядерным процессом. Чудовищно, мы выбросили в атмосферу огромное количество осколков. Пожарники погибли по неграмотности. Уже после того, как пожар в четвертом блоке был потушен, их заставили стоять на всякий случай.

Сейчас получается, будто Средмаш волюнтаристски решал вопрос о том, как реактор строить. Но мы решали этот вопрос не сами. История вопроса такова: первым нашим реактором был реактор типа РБМК. Их у нас десятки. Работают они хорошо. Их автор Доллежаль (академик Н. А. Доллежаль, главный конструктор первой в мире атомной электростанции.— Авт.) — испытанный человек. Наш первый реактор работает 30 лет, и никаких событий не происходило. Такие же реакторы у нас стоят на подводных лодках. РБМК — долговечный, хороший реактор. Но что же они сделали в Чернобыле? Спрашивается, кто управлял экспериментом? Районный инженер? Главный инженер, директор станции, представители Кулова (председателя Государственного комитета по надзору за безопасным ведением работ в атомной энергетике.—Леш.) — все спали. Экспериментом руководил