— Фриц!

— Хватит, к чертовой матери, вопить! Да! Но только подумать!

— Отлично! Порядок! Замечательно! Теперь, если только…

Мой взгляд блуждал по берегу, отыскивая вдалеке выход ливневого стока. Я отвел глаза в сторону, но поздно.

И Крамли, и Фриц перехватили мой взгляд.

— Стажеру известно, где сейчас Медея, — заключил Крамли.

Боже, ну да, думал я, знаю! Но только я спугнул ее своим воплем!

Фриц направил монокль на выпуск канализации.

— Это оттуда ты явился? — спросил он.

— Явился не запылился, — фыркнул Крамли.

— Я ехал пассажиром, — признал я виновато.

— Черта с два! Для начала не нужно было вообще лезть в водосток. Похоже, ты нашел Раттиган, а потом снова потерял.

Похоже! — подумал я. О господи, похоже!

— Этот ливневый сток, — рассуждал Фриц. — Может — это всего лишь возможность, — ты побежал не туда?

— Я что?

— Здесь, в безумном Голливуде, — продолжал Фриц, — дорожек разбегается немало? Канализационные туннели, они ведь идут в разных направлениях?

— На юг, север, запад и… восток, — закончил я медленно.

— Восток! — выкрикнул Фриц. — Ja,восток, восток!

Наши мысли устремились через холмы вниз, к Глендейлу. В Глендейле никто не бывал, за исключением…

За исключением тех случаев, когда кто-то умирал.

Фриц Вонг крутанул монокль в своем яростном правом глазу и с на редкость язвительной улыбкой принялся изучать восточный горизонт.

— Черт возьми! — сказал он. — Это будет грандиозный финал. Не нужно и сценария. Сказать тебе, где прячется Раттиган? На востоке! Забилась в нору!

— Куда-куда? — спросил Крамли.

— Хитрющая лиса, проворная кошка. Забилась в нору. Устав от всех своих жизней, стыдясь их! Сунуть их все в финальный ковер Клеопатры, скатать, поместить в банк Вечности. Затемнение. Мрак. Нор там хватает.

Мы ждали.

— Лесная Лужайка, — сказал Фриц.

— Фриц, там ведь хоронят!

— Кто тут режиссер? — проговорил Фриц. — Ты свернул не туда: к открытому воздуху, к океану, к жизни. А Раттиган отправилась к востоку. Смерть позвала ее всеми двумя дюжинами имен. Она ответила одним голосом.

— Бред собачий, — сказал Крамли.

— Ты уволен, — откликнулся Фриц.

— Я и не нанимался. Что дальше?

— Пойди и докажи, что я прав!

— Итак. Раттиган спустилась в канализационный туннель и пошла на восток, или поехала, или ее погнали? — проговорил Крамли.

— Так я и стану это снимать. Фильм! Роскошно!

— Но зачем ей на Лесную Лужайку? — слабо запротестовал я, гадая, не я ли ее туда отправил.

— Чтобы умереть! — торжествующе объяснил Фриц. — Почитай повесть Людвига Бемельманса[482]о старике; скончавшись, он водрузил себе на голову горящую свечу, обвесился цветами и, единственный участник похорон, прошествовал в могилу! Констанция поступила так же. Отправилась умирать в последний раз, да? Ну, я выезжаю? Кто за мной? Поедем поверху или прямо по канализационному туннелю?

Я поглядел на Крамли, он — на меня, оба мы — на Слепого Генри. Почувствовав наши взгляды, он кивнул.

Фриц уже снялся с места, прихватив с собой водку.

— Ступайте вперед, — предложил Генри. — И не забывайте время от времени ругаться, чтобы я вас не потерял.

Мы с Крамли направились к его драндулету. Генри пошагал следом.

Фриц первым забрался в машину, хлопнул дверцей и загудел.

— Ладно, чертов колбасник! — крикнул Крамли.

Автомобиль, забренчав, рванулся вперед.

— Проклятье, как выехать на ближайшее шоссе?

Мы помедлили у туннеля, взглянули внутрь, потом на открытую дорогу.

— Ну что, умник? — спросил Крамли. — Дантов Ад или Шестьдесят шестая магистраль?

— Дай подумать, — отозвался я.

— Поздно! — крикнул Крамли.

Фрица нигде не было видно. Мы окинули взглядом берег и не нашли его машину.

Мы повернули головы направо. В глубь туннеля удалялись два красных огонька.

— Иисусе! — взревел Крамли. — Он рванул по туннелю! Дурень чертов!

— Что будем делать? — спросил я.

— Ничего. Вот что! — Он газанул. Мы развернулись и нырнули в туннель.

— Безумие! — заорал я.

— Выпивка треклятая! — выругался Крамли. — Черт ее дери!

— Хорошо, что я этого не вижу, — произнес на заднем сиденье Генри, обращаясь к ветру, дувшему в лицо.

Мы помчались по туннелю, направляясь в глубь материка.

— Проедем? — спросил я. — Какова высота туннеля?

— В большинстве мест десять футов, — прокричал Крамли. — Чем глубже забираешься, тем выше потолок. Поток стекает с гор в Глендейле, поэтому канал должен быть большим, чтобы вместить воду. Держитесь!

Машина Фрица впереди едва виднелась.

— Идиот! — бросил я. — Он хоть знает, куда едет?

— Да, — кивнул Крамли. — До Китайского театра Граумана, а потом налево, к чертову мраморному саду.

Наш мотор дребезжал. Под грохот мы различили впереди толпу сумасшедших, которые прежде на меня набросились.

— Боже! — вскричал я. — Как бы они не сунулись под машину! Не сбавляй скорость! Это ненормальные! Вперед!

Мы гнали по туннелю. Мотор ревел. По сторонам, на стенах, мелькала история Лос-Анджелеса: пиктограммы, граффити, безумные рисунки, оставленные бездомными в сороковом, тридцатом, двадцать пятом году; лица и жуткие образы, и ничего живого.

Крамли сбавил газ. Мы въехали в толпу подземных психов, которые приветствовали нас жуткими визгливыми криками. Но Крамли не остановился. Мы разрезали толпу, разбросали ее в стороны.

Один из призраков выпрямился на шатких ногах, что-то невнятно бормоча.

Эд, Эдвард, Эдди, о, Эдуарде! — подумал я. Это ты?

— Ты не попрощался! — исступленно бросил он и пропал.

Я всхлипнул, и мы помчались дальше, обгоняя мою вину. Мы оставили все позади, и чем глубже забирались, тем мне становилось страшнее.

— Как, черт возьми, узнать, куда нас занесло? Тут нет указателей. Или мы их не видим.

— Может, они и есть, — отозвался Крамли, — давай посмотрим.

Вокруг виднелись какие-то знаки, написанные где мелом, где черной краской. Крамли сбросил скорость. На стене перед нами кто-то вырезал рисунок: несколько распятий и надгробий, как в комиксе.