– Почему?

– Сейчас объясню, – заверил Манфред, но не пытался это сделать. Вместо этого он спросил: – Вы смотрели фильм, который называется «Маньчжурский кандидат»?[106]

Он произносил «фи-лим», как многие африкандеры.

На мгновение Шасу удивила неуместность вопроса. Он ответил:

– Нет, я редко хожу в кино, но я читал книгу Ричарда Кондона. Мне она понравилась, если честно.

– Помните сюжет?

– Да. Заговор с целью убийства одного из кандидатов в американские президенты.

– Верно, – кивнул Манфред. – Убийца под гипнозом запрограммирован реагировать на вид игральной карты, один из тузов, кажется.

– Туз пик, – подтвердил Шаса. – Карта смерти. Увидев эту карту, он, как автомат, выполняет любую команду. В такую минуту ему приказывают совершить убийство.

– Думаете, это вероятно? Может ли человек полностью подчиниться гипнотическому внушению?

– Не знаю, – признался Шаса. – Ходят слухи, что корейцы и русские усовершенствовали технику промывания мозгов. Вероятно, такое возможно – в особых обстоятельствах и с особо восприимчивым субъектом… не могу сказать.

Манфред молчал так долго, что Шаса начал ерзать. Потом Деларей негромко сказал:

– Мы можем остаться без работы. – Шаса застыл. – Ja. – Манфред тяжело кивнул. – Фервурд думает переформировать кабинет. Нас с вами отправят в отставку.

– Вы проделали великолепную работу, – тихо сказал Шаса. – Сделали все, что в человеческих силах. Буря позади, в стране спокойствие и стабильность.

Манфред вздохнул.

– Ja, вы тоже. Всего лишь за несколько лет после Шарпвилля вы сумели восстановить экономику. Благодаря вашим усилиям в страну текут иностранные инвестиции. Цены на недвижимость выше, чем до кризиса. Вы превосходно поработали, создав производство вооружений. У нас скоро будет своя атомная бомба – но нас отправят в отставку. Моя информация всегда надежна.

– Почему? – спросил Шаса, и Манфред покачал головой.

– Фервурд получил две пули в голову. Кто знает, какой ущерб они причинили?

– Он не проявляет никаких признаков постоянного расстройства. После операции по извлечению пуль ум у него все такой же логичный, рациональный и решительный.

– Вы так думаете? – спросил Манфред. – Вы считаете его одержимость расой логичной и рациональной?

– Фервурд всегда был одержим расовыми проблемами.

– Нет, мой друг, это не так, – возразил Манфред. – Когда Малан впервые предложил ему министерство по делам банту, он этого не хотел. Его интересовали только рост и выживание африкандерского национализма.

– Но когда он взялся за работу, то вложил в нее всю душу, – улыбнулся Шаса.

– Ja, верно, но тогда он считал апартеид средством улучшения положения черных, шансом, который позволил бы им самим заниматься своими делами и быть хозяевами своей судьбы. Ему это казалось примерно тем же, что и разделение Индии и Пакистана. Его заботили расовые различия, но он не был расистом. Не вначале.

– Может быть, – с сомнением согласился Шаса.

– Но, получив пули в голову, он изменился, – продолжал Манфред. – Раньше он обладал сильной волей и был убежден в своей правоте, а сейчас не терпит ни малейших замечаний, даже намеков на то, что говорит или делает что-то неправильно. Раса стала его навязчивой идеей до степени безумия – возьмите то дело с цветным английским игроком в крикет, как его?..

– Бэзил Д’Оливейра, и он южноафриканец. Он играет за Англию, потому что не может играть за Южную Африку.

– Ja, это безумие. Сейчас Фервурд не подпускает к себе даже черных слуг. Он не пошел на фильм «Отелло», потому что Лоренс Оливье выкрасил лицо в черный цвет. Он утратил всякое чувство меры. Он подорвет всю ту гигантскую работу, которую мы проделали для установления спокойствия и процветания. Он уничтожит эту страну – и собирается уничтожить лично нас, вас и меня, потому что на заседании правительства мы выступали против его диких идей. Вы предложили отменить закон о пропусках – он никогда вам этого не простит. Он называет вас либералом.

– Ну хорошо, но я не могу поверить, что он отберет у вас министерство внутренних дел.

– Это входит в его планы. Он хочет передать его Джону Форстеру – объединить министерства юстиции и внутренних дел и назвать то, что получится, «Закон и порядок» или как-то в этом роде.

Шаса встал, подошел к шкафу в глубине комнаты и налил две большие порции коньяка. Манфред не возразил, когда один бокал Шаса поставил перед ним.

– Знаете, Шаса, у меня давно уже есть мечта. Я никогда никому не говорил о ней, даже Хайди, но вам скажу. Я мечтаю когда-нибудь стать премьер-министром, а вы, Шаса Кортни, станете президентом этой нашей страны. Мы оба – англичанин и африкандер, бок о бок, как южноафриканцы.

Они сидели молча и думали об этом, и Шаса почувствовал, что начинает злиться из-за того, что его могут лишить такой чести. Потом Манфред перешел к другой теме.

– Знаете ли вы, что, хоть американцы отказываются продавать нам оружие, мы по-прежнему тесно сотрудничаем с ЦРУ во всех вопросах разведки, которые затрагивают наши взаимные интересы в Южной Африке? – спросил Манфред, и хотя Шаса не мог понять, чем вызвана такая смена темы, он кивнул.

– Да, конечно, я это знаю.

– Сейчас американцы допрашивают в Западном Берлине русского перебежчика. Часть сведений они передали нам. Русские подготовили «маньчжурского кандидата», и его цель – Фервурд.

Шаса уставился на него.

– Кто убийца?

– Нет. – Манфред поднял руки. – Они не знают. Этот русский, хотя он занимал высокое положение, тоже не знает. Он только смог сообщить американцам, что убийца вхож к премьер-министру и будет использован скоро, очень скоро. – Он взял коньяк и повертел маслянистую коричневую жидкость в хрустале бокала. – Есть еще одна небольшая зацепка. Убийца в прошлом был душевно болен, он иностранец, родился не в этой стране.

– С такой информацией его можно отыскать, – задумчиво сказал Шаса. – Нужно проверить всех, кто имеет доступ к премьер-министру.

– Может быть, – согласился Манфред. – Но мы должны решить – здесь, тайно и только мы с вами, – действительно ли мы хотим найти и остановить «маньчжурского кандидата». Не лучше ли будет в интересах страны не мешать убийству?

Шаса пролил коньяк на лацканы визитки, но как будто не заметил этого. Он в ужасе смотрел на Манфреда. После долгой паузы он поставил бокал, достал из внутреннего кармана шелковый носовой платок и принялся вытирать пролитую жидкость.