Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно, ты совершенно права, матушка. Назови нам номер автобуса, и мы будем ездить на нем.
– Майки, дорогой, больше не зови меня матушкой. Это так буржуазно. Зови меня мамой или Тарой, но не матушкой.
– Хорошо. Вначале будет немного непривычно, но пусть. Буду звать тебя Тарой.
– Скоро обед, – беспечно провозгласила Тара. – Я попросила повара приготовить пудинг из хлеба и масла, я знаю, ты это любишь, Майки.
– Я не хочу есть, матушка… Тара, – объявила Изабелла. – Должно быть, разница во времени или что-то еще…
Майкл сильно ущипнул ее.
– Прекрасно, Тара. Мы с удовольствием останемся пообедать.
– Я должна заглянуть на кухню, убедиться, что все в порядке… идемте со мной.
Когда они вошли в кухню, к Таре подбежал ребенок. Должно быть, он помогал повару-ирландцу, потому что его руки по локоть были белы от муки. Тара обняла его, не обращая внимания на муку, сыпавшуюся на ее свитер.
Голову мальчика покрывали спутанные короткие курчавые волосы, а кожа у него была цвета жидкого кофе с молоком. Глаза большие и темные, симпатичное мальчишеское лицо. Он напомнил Изабелле десятки детей работников из Вельтевредена. Она улыбнулась мальчику, и тот ответил озорной, но дружелюбной улыбкой.
– Это Бенджамин, – сказала Тара. – А это, Бенджамин, твои брат и сестра – Майки и Изабелла.
Изабелла смотрела на ребенка. Она очень пыталась опровергнуть и забыть все, что наговорил ей Лотар, и отчасти ей это удалось. Но сейчас все вернулась, слова ревели в ее ушах, как река в половодье. «У тебя есть сводный брат приятного цвета кофе», – сказал ей Лотар, и ей захотелось крикнуть: «Как ты могла, мама, как ты могла так поступить с нами?» Но Майкл, опомнившись от нескрываемого удивления, протянул мальчику руку и сказал:
– Привет, Бен. Приятно, что мы братья. Как насчет того, чтоб быть и друзьями?
– Привет, парень. Мне это нравится, – сразу согласился Бенджамин. Словно для того чтобы отчаяние и смятение Изабеллы усилились, он говорил с сильным акцентом южного Лондона.
За обедом Изабелла не произнесла и десяти слов. В гороховый суп добавили муку, которая не совсем сварилась и прилипала к небу. Копченый окорок комом лежал в водянистой подливке, а капусту при варке довели до розового цвета.
Они сидели за одним столом с Финеасом, портье, и пятью другими гостями Тары, черными беженцами из Южной Африки, и разговор велся почти исключительно на левацком жаргоне. Правительство, членом которого был любимый отец Изабеллы, именовалось не иначе как «расистским режимом», и Майкл принял оживленное участие в обсуждении перераспределения богатства и возвращения земли тем, кто на ней работает, после того как будет основана Народная Демократическая Республика Азания. Изабелле хотелось крикнуть: «Черт побери, Майки, они говорят о Вельтевредене и о шахте «Серебряная река»! Это террористы и революционеры, и единственная их цель – уничтожить нас и наш мир!»
Когда подали хлеб с маслом, она не вытерпела.
– Прости, Тара, – прошептала она. – У меня ужасно болит голова, мне нужно вернуться в «Дорчестер» и лечь.
Она была так бледна и подавлена, что Тара возражала только для вида и была искренне озабочена. Изабелла отказалась от того, чтобы Майкл ее сопровождал.
– Не хочу портить вам веселье. Ты не видел матушку… Тару… очень давно. Я поймаю такси.
Может, усталость действительно ослабила ее, но она обнаружила, что в такси плачет от досады, стыда, ярости.
– Будь она проклята! Чтоб ей провалиться! – шептала Изабелла. – Она опозорила и обесчестила нас, папу, и бабулю, и меня, и всю семью.
Добравшись до своего номера, она заперла дверь, бросилась на кровать и потянулась за телефоном.
– Коммутатор, я хочу поговорить с Йоханнесбургом в Южной Африке…
Она прочла номер из своей записной книжки.
Ждать пришлось меньше получаса, и голос с замечательным, домашним, африкаанским выговором произнес:
– Главное полицейское управление, Бюро государственной безопасности.
– Я хочу поговорить с полковником Лотаром Делареем.
– Деларей.
Несмотря на разделяющие их тысячи миль, его голос звучал четко и ясно, и мысленно она снова увидела его обнаженным на рассветном берегу, похожим на греческую статую спортсмена, но с горящими золотыми глазами, и прошептала:
– О Боже, Лотти, как я по тебе соскучилась! Я хочу домой. Здесь отвратительно.
Он говорил спокойно, утешая и уговаривая, а когда она успокоилась, приказал:
– Рассказывай.
– Ты был прав. Все, что ты сказал, правда вплоть до маленького коричневого ублюдка, и эти люди все революционеры и террористы. Что нужно, Лотти? Я сделаю все, что ты скажешь.
– Я хочу, чтобы ты провела там не меньше двух недель. Можешь звонить мне ежедневно, но ты должна остаться. Обещай, Белла.
– Хорошо, но, Боже, как я скучаю по тебе и по дому!
– Слушай, Белла. Я хочу, чтобы ты при первой же возможности пошла в «Дом Южной Африки». Никому не говори, что ты туда пошла, даже брату Майклу. Спроси полковника ван Вурена, военного атташе. Он покажет тебе фотографии и попросит опознать людей, которых ты встретила.
– Хорошо, Лотти… но я уже два раза сказала, как я по тебе соскучилась, а ты, свинья, молчишь и молчишь.
– Я думал о тебе каждый день с твоего отъезда, – сказал Лотар. – Ты прекрасна, и забавна, и заставляешь меня смеяться.
– Дальше, дальше, – взмолилась Изабелла. – Говори, говори!
* * *
Адриан ван Вурен оказался полным, добродушным человеком, больше похожим на дружелюбно настроенного фермера из Свободной республики, чем на сотрудника секретной службы. Он отвел Изабеллу в кабинет его превосходительства, знакомого с Шасой, и они несколько минут поболтали. Посол пригласил Изабеллу на скачки в Аскоте в следующую субботу, но полковник ван Вурен виновато вмешался:
– Мисс Кортни как раз сейчас выполняет для нас небольшое поручение, ваше превосходительство. Неразумно предавать огласке ее связи с посольством.
– Хорошо, – неохотно согласился посол. – Но вы ведь придете к нам на ланч, мисс Кортни? Нечасто на наших сборищах встретишь такую красивую девушку.
Ван Вурен провел ее по посольству, показал произведения искусства и наконец привел в свой кабинет на третьем этаже.
– А теперь, дорогая, нам надо поработать.
У него на столе лежала груда альбомов с фотографиями мужчин и женщин. Они с Изабеллой уселись рядом, ван Вурен перелистывал страницы и отмечал расплывчатые снимки тех, кого она встретила в отеле «Лорд Китченер».
– Вы облегчите нам работу, если мы будем знать их имена, – заметил ван Вурен и показал снимок Финеаса, портье.