Теперь увидимся в другом измерении, где так много близких, дорогих и любимых.

Виктор Карлович Монюков.

Вообще, ученик как таковой никогда не может быть выше учителя. Эта евангельская мысль непреложна. Все начала, все азы, все то, что на первых ступенях дает педагог ученику, если у того достаточно хорошие зрение и слух, может сделать из него артиста, а может гайер-актера, пополнив театр еще одним индивидуумом, заботящимся больше о себе. Ведь по сути дела – театр в идеале – это, конечно, некое собрание людей, единомышленников, которые могут всмотреться друг в друга, друг друга понять. И, кстати говоря, истинный артист всегда мечтает об этом.

Виктор Карлович из числа тех, кого я знаю по Школе-студии. Он был тем самым педагогом, который так нужен начинающим жизнь в театре. Это его и отличало от тех актеров, которые тогда еще остались и преподавали и которые могли прекрасно показать нечто, чему подражать было бессмысленно. Сам показ мог натолкнуть на какую-то идею, но показ как таковой для меня, например, это самый примитивный педагогический прием, у кого бы он ни был, кем бы он ни был показан – П.В. Массальским ли, А.Н. Грибовым. У Виктора Карловича наблюдалось другое, он, безусловно, на мой взгляд, последователь почти в абсолюте учения Станиславского. В силу того, что и ум, и внутреннее его содержание позволяли нечто добавить к этой системе, но добавить таким образом, что шло это от него, и было понятно ученику, и входило в то, что, в общем, в полной мере объять Станиславскому или Немировичу не удавалось. Должны были быть продолжатели, и, если мы об этом заговорили, они были, вспомним хотя бы Л.А. Сулержицкого.

Очень хорошо говоря о системе Станиславского, Виктор Карлович пытался создать свою, определенную, достаточно жесткую схему существования актера на сцене. Помню, его упрекали в том, что это сухо, что это ученику не очень помогает, а только заставляет следовать за ним и достаточно точно повторять то, что он требует. Не знаю, как другим, мне это никогда не мешало, потому что я и люди более одаренные делали из этого вывод, размышляя, могли продолжить его идею, обогатив своим, оригинальным содержанием, чему он искренне радовался. Это и есть отличие настоящего педагога от тех блистательных, так сказать, «показывателей», от тех замечательных артистов, которые не обладали ни его интуицией, ни его умом, ни его нутром, его способностью сближения с учениками, с теми, кто ему нравился по-настоящему. И это давало ему возможность вырастить хорошего актера, если у актера было к этому и желание, и чуть-чуть, не могу сказать иначе, дружеское, любовное отношение к своему педагогу.

Когда я говорю о тех, кто хорошо показывал, я совсем не хочу сказать что-то плохое. Это был их способ соединения с учеником. Мне кажется, что Виктор Карлович, Витя, шел своим путем. Этот путь был не так ярок, не так блистателен внешне, но ученику лично мог дать больше. На меня он произвел очень сильное впечатление, да и на многих, именно в силу этих причин, особенно на первых курсах, точнее, первом и втором. И это я считаю самым главным.

Виктор Карлович обладал жестким характером, при столкновениях с ним, а такое бывало уже позже, он его выказывал очень серьезно, и этим надо объяснить нелюбовь к нему многих во МХАТе. Но Виктор Карлович умел сочетать достаточную жесткость характера, которая, очевидно, педагогу часто необходима, с необычайной проницательностью, он был прекрасным психологом.

Если бы Виктор Карлович жил во времена другие, например, итальянского Возрождения, он, безусловно, обладал бы мастерской, конечно же актерской мастерской. Только имея свою мастерскую, своих людей, которые близки тебе, и людей, которые влюблены в педагога, можно было бы идти дальше, к созданию своего театра. Недаром эти ночные походы по улицам с чтением стихов после вечерних занятий. Виктор Карлович очень хорошо знал поэзию, и она была в известном смысле рычагом для того, чтобы понять ученика, дать ему некоторый импульс в ощущении прекрасного. Он не стеснялся приглашать студентов к себе домой, мог ввести в семью, к своим тетушкам, показать московский быт, который, к сожалению, уже ушел, но тогда еще существовал.

Мне не удалось увидеть его работы в Новом театре. Когда Виктор Карлович его организовал, я был слишком занят. Не знаю, по каким причинам он его оставил. Но неслучайно я сказал, что самое важное в том, что он умел соединиться с молодыми честолюбивыми людьми на первых двух курсах, потому что потом уже может начаться то несчастье, когда актер существует в жизни, как на ярмарке тщеславия. А ведь существуют – и очень многие…

Прага 1965 год

19.10.65

Итак, 20.10 (местное) Прага. Отель «Эспланаде», номер 104. Две комнаты. Ванная. Эфрос, Ефремов, я. Остальные в «Интернационале».

Прага – очень красивая и уютная при свете – вдруг вечером показалась скучной, холодной, туманной, грязноватой. Весь город перерыт (меняют мостовые) и в лесах (реставрация, ремонт). Это хорошо, но… что-то начинается жизнь безрадостно. Зашли в рыбный кабак. Одна из продавщиц (постарше), скажем прямо и мягко, – мало приветлива.

Сейчас ложимся спать. Пойду в ванную и… Да! Места для спанья мы разыграли на спичках.

20.10.65

Утром, гуляя, считал улыбки. Не густо.

К вечеру встретились со своими, смотрели в «ABC» «Идиотку». Крепкая комедия, в крепком исполнении с очень хорошей актрисой в главной роли (Но внешней. Театр Сатиры).

21.10.65

С утра туман. Потом все солнечнее, солнечнее… Едем в Министерство. Чудная старая Прага. Принимает Урбан. Беседа о театре, о молодых в драматургии, о спорах, о критике. Новые задумки для театров: только финплан и план посещаемости.

Переигрываем план на ближайшие дни в связи с тем, что советуют смотреть «Пикник» и ехать в маленький город смотреть генеральную «104 стр. о любви».

Прием в Сов. посольстве у Червоненко. «Обстановка». (Отношения лучшие из всех соц. стран с чехами! Каковы же худшие?)

Затем на двух трамваях с планом по-чешски и запиской ехали до театра С.К. Ноймана. Окраина, временно испорчен свет. В кассе и буфете театра горят свечи. Похолодало (вроде война только что кончилась). Усталые, просто одетые люди в трамвае. Кондуктор – толстый, как Яншин, и просыпающийся, как он к реплике, к каждой остановке.

Театр при свете оказался уютным, строгим.

Пьеса Олби «Вирджиния Вульф». Играют современно, легко, быстро, с тонкостями.

22.10.65

Внезапно, в 12 часов ночи позвонил Павел: «Куда ты пропал? Тебя нельзя застать? Очень хочу тебя видеть!» и т. д.

Кстати, город, куда мы едем, называется «Градец-Кралеве». Режиссер там Пассек – друг Когоута.