– Пат! – Чингиз ухитряется вскочить, опрокидывая тяжеленное кресло, и на четвереньках подползает к нам. – Пат!

А он умеет… я вижу, как его руки складываются на груди мальчишки, ударяют, пытаясь оживить сердце…

Не так! Не через глубину! Не через дорогой и безопасный виртуальный комбинезон, который превратит сильный толчок в легкое касание…

Напрямую. В реальной жизни, в реальной квартире, где сейчас Пат сползает с кресла, царапая грудь, будто хочет добраться до остановившегося сердца…

– Чин, я умираю? – шепчет он одними губами.

Краем глаза я вижу, как встает Падла и походкой пьяного зомби пытается идти к нам.

Глубина…

Звон невидимой цепи. Удар о пустоту. Я не могу выйти!

Да это и не спасет, я у себя дома, я далеко. Нужен тот, кто рядом.

– Выходи! – кричу я на Чингиза, который все пытается делать массаж сердца из глубины… – Выходи, придурок! Где у тебя терминал?

Чингиз только бросает обезумевший взгляд куда-то вверх, и я все понимаю. Далеко. Не с нашими полуживыми телами ползти через просторы виртуальной квартиры. Чингиз сейчас может быть в нескольких метрах от Пата, за стеной, совсем рядом; вот только здесь, в глубине, это будет очень долгий путь…

– Выходи так! – кричу я. Будто забыл, кто передо мной. Будто это в силах обычного человека, не дайвера – вырваться из радужной метели, содрать с себя шлем, успеть… – Выходи, сука! Это все – обман! Все – иллюзия!

Глубина…

Пат уже ничего не говорит. Только смотрит мутнеющим взглядом, а может быть, и не смотрит вообще, это все наши надежды, переплавленные лживой глубиной в иллюзию жизни.

– Я не умею! – кричит Чингиз. – Я не могу!

Дрожь поводка. Звон цепи. Стены вокруг. Мне не вырваться, но это ничего и не решит. Это может сделать лишь Чингиз.

Глубина…

– Умеешь! Можешь! Должен! – кричу я. И отвешиваю ему пощечину. Со всей дури. – Ты должен! Должен – значит можешь!

Ты не всегда была доброй со мной, глубина. И я любил тебя не всегда. Только в сказках бывает иначе. Но я верю, что ты не просто тупая, бездушная линза, наведенная на наши души, распластанные на стекле. Ты что-то большее. Ты сложена из всех нас, ты выстрадана нами, мы давали тебе все, что могли. И зло, и добро, и ненависть, и любовь. Что-то новое должно было родиться в тебе, и я не верю, не хочу верить, что это новое – жестоко и беспощадно.

Я не за себя прошу. Не за Чингиза или Падлу. Даже не за Пата. За всех нас. За тех, кто входил в глубину, кто сейчас в ней, за тех, кто войдет.

Потому что стоит Пату умереть – и ты станешь другой, глубина.

Навсегда.

Мы проиграем не оттого, что Темный Дайвер получил свой вожделенный файл. Мы проиграем, если умрет этот мальчишка, не блистающий хакерскими талантами; пишущий слово «обезьяна» через «а»; недостойный, наверное, по мнению Темного Дайвера, вечной жизни в виртуальности.

Мы все проиграем.

Даже ты, глубина…

Я смотрю в глаза Чингиза. Я вижу его страх, вижу его отчаяние, вижу, как он ломится в невидимый барьер…

Глубина…

И что-то происходит.

Будто между нами протягивается нить.

Будто осколки синего льда, будто лепестки алого пламени пляшут теперь в глазах Чингиза.

Будто он прыгает в бесконечную пропасть…

– А… – выдыхает Падла, когда тело Чингиза мутнеет, теряет цвет и растворяется в воздухе. – А?

– Делай массаж сердца! – кричу я. – Делай Пату массаж сердца!

Это смехотворно – слабые постукивания магнитных катушек в комбинезоне, иллюзия удара, иллюзия прикосновения, это не может ничего решить, но пусть Падла будет пытаться помочь – пока где-то в настоящем мире Чингиз сдирает с головы шлем и, вырывая из гнезд кабели, выбегает из комнаты.

Пусть.

– Я убью этого ублюдка! – ревет Падла, неумело давя на грудь Пата. – Клянусь! Убью! С дерьмом смешаю!

– Он – мой! – отвечаю я, вскакивая.

Тело уже мое. Тело готово слушаться.

Может быть, кончилось действие заряда. Открутила свое серая спираль.

А может быть, иногда надо все отдать, чтобы что-то получить.

Мне все равно.

Даже если я перестал быть дайвером – навсегда.

Я выбегаю из комнаты.

Темный Дайвер – мой.

Я не пытаюсь открыть дверь. Ударяю – и деревянная облицовка рвется как бумага, сталь выгибается картоном, я делаю рывок – и прохожу насквозь.

Я мог простить.

Многое.

Я могу поверить.

Почти во все.

Я верю, что Темный Дайвер не собирался подставлять Ромку. Я бы и сам мог так поступить – навязать неопытного паренька опытному хакеру, дать ему шанс научиться и приобрести опыт.

Я даже верю, что Темный Дайвер не подозревал, каким зарядом стреляет. И был уверен, что лишь парализует Пата.

Я одного не прощу. Той трусливой скорости, с которой Темный Дайвер бросился бежать, когда понял, что совершил.

Он мой.

Я ничего не могу сделать там, в квартире Чингиза. У меня нет сил и знаний, чтобы снять последствия выстрела. Но в моих силах, чтобы новых выстрелов не было.

Я выбегаю из дома. Можно спросить охранников, можно спросить прохожих. Можно поймать такси.

Но я чувствую Темного Дайвера так же ясно, как он, наверное, чувствовал меня.

Бегу по улице. Прохожие шарахаются в стороны.

Вика, прости, я обещал тебе не рисковать… но я не умею больше выходить из глубины…

Вика, я сказал, что попробую найти компромисс… значит, я соврал…

Я больше не ищу компромиссов.

Налево…

Он тоже бежит. Просто бежит по улице, волоча с собой тяжелый файл, не пытаясь взмыть в небо, не пытаясь пройти сквозь стены. Как самый обычный житель Диптауна.

Ему сейчас нехорошо.

Еще раз налево….

Я даже успеваю увидеть Темного Дайвера. Совсем недалеко, в сотне метров. Вижу – и выхватываю револьвер Стрелка, и успеваю удивиться этому – я не хочу наказывать его машину, я хочу убить его самого…

И Темный Дайвер оборачивается. Миг – он смотрит на меня, и я вижу его лицо.

Потом он исчезает.

Растворяется в воздухе.

Никто не обращает на это внимания. Подумаешь, программный выход из глубины. Правду знает только он – и я.

– Ты не уйдешь, – говорю я.