Его настоящее имя ничего общего с русской Александрой или Шурочкой не имело, а наоборот, отдавало Меккой и Мединой. Звался он очень просто – Сулейман. Думаю, у русских голубых «она» бы была Сулейманшей. В крайнем случае – Сулико. До Саши чернокожему Сулейману было, как до Луны.

Все тюремные проституты старались выглядеть настоящими дамами. В меру своих возможностей, конечно. Но чем женственнее, тем лучше. Для этого они брили ноги, подкрашивали карандашами глаза и губы, отпускали волосы до плеч и, самое главное, при ходьбе плавно покачивали бедрами. «А сама-то величава. Выступает, будто пава…»

При виде форт-фиксовских интердевочек, я сразу же вспоминал великого русского поэта. Мне тоже хотелось говорить стихами и даже рифмовать «розу» с «морозом».

Рассматривая «нарушительниц» спокойствия, нежно щебечущих с нашими жиганами, даже я, обладатель наметанного глаза жителя Нью-Йорка, иногда поддавался иллюзии, что передо мной стояли особи женского пола. Настолько они легко и гармонично перевоплощались. К тому же без всяких париков, платьев и шпилек.

У Константина Сергеевича на подобные чудеса уходили годы серьезной учебы. У «участниц» форт-фиксовского дивертисмента женоподобность работала на выживание и привлекала внимание самцов. Как цветы – махаонов.

«Путана, путана, путана… Ночная бабочка. Ну, кто же виноват…»

…Несмотря на эпатажность и, мягко скажем, вызывающее поведение, торговцам собственным телом дозволялось недозволенное. Как и королевским шутам. Они запросто могли послать понравившемуся им зэкам воздушную «бэзэшку» или пожеманничать с кем-нибудь на тему эректильной дисфункции. А иногда прямо предложить свои куртуазные услуги: «You will love it, honey!»[661]

При этом «девушки» старались соблюдать меры предосторожности и неписанные правила этикета. Они обходили стороной «правильных» и крутых пацанов, которые ненароком могли навешать им тумаков. Может быть, и мечтавших втайне об интрижке, но в глазах общественности выглядевших беспощадными «пидороненавистниками».

Примерно то же самое происходило на свободе. Самые отъявленные гомофобы зачастую жили по принципу: «Лучшая защита – нападение». Агрессивная риторика и непримиримое отношение к геям должны были скрыть от окружающих их гомоэротические фантазии и латентное мужеложество.

«Натуралы» вели себя натурально. Легко и необидно шутили на голубую тему. Когда надо, принимали ее всерьез. Им ничего не нужно было доказывать. Ни себе, ни друзьям, ни семье, ни соседям. Big deal![662]

…По вечерам небольшой бетонный пятачок перед тюремным «домом терпимости», зданием «школы-библиотеки-рекреации», превращался в стихийную панель. Там, как у входа в почившую в бозе гостиницу «Интурист» на московской улице Горького, собирались мужчины легкого поведения. В основном чернокожие.

Испанские «красотки», эксклюзивно обслуживавшие выходцев из Латинской Америки, тусовались неподалеку, но отдельно. Около больнички-медсанчасти.

Из-за того что там неплохо ловилась испаноязычная «мэренге»-станция из Филадельфии, вход в Health Services[663] превращался в импровизированную дискотеку.

Прогуливаясь вечерами по зоне, я не мог отвести глаз от необычайного зрелища. Страстные танцы с наушниками на ушах под неслышимую для прохожих музыку сопровождались громким пением. Кто в лес, кто по дрова, но зато очень экспрессивно – с подмигиваниями и заигрываниями. Визуальность, победившая вербальность: «Viva la vida loca!»[664] Незакомплексованные «негритянки» и «испанки» завсегда собирали вокруг себя почитателей «клубнички». Естественно, нисколько не считавших себя геями. Так, просто «интересующихся». Придерживающихся девиза: «Один раз – не педераст». Или, пожалуй, другого: «Несколько раз – не педераст». Yes, right…

В задачу тюремного хроникера не входила популяризация научно доказанной мысли, что гомосексуализм – дело врожденное, а не благоприобретенное. Как говорится, «that goes without saying»[665]. Либо ты «да», либо «нет», либо «би» (бывает и такое).

Четвертого, из разряда «Я не пидор и вообще у меня есть жена, просто хочу попробовать что-то новое», – не дано!

Бегство от самого себя. Судороги мачизма… И ваще, на месте тюремной администрации я бы поступил так. Во-первых, обязательно разрешил «секс-свидания» с визитершами и визитерами. А во-вторых, для внутреннего пользования раздавал бы презики всем желающим. Ну и, в-третьих, на безрыбье продавал бы в «комиссарии» резиновые куклы под А. Джоли, М. Шарапову, Н. Кэмпбелл или на любителя – под Аштона Катчера. И обязательно проверял местных проститутов на СПИД и «кожвен». Чего загонять полезное дело в подполье?

Да и в масштабах страны – уже давным-давно пора перестать лицемерить. Надо открывать самые настоящие публичные дома. О-фи-ци-аль-ны-е! Чего строить хорошую мину при плохой игре? Скажу вам по секрету: «продажная любовь» была, есть и будет. Век воли не видать!

Я лично крепко уважал либеральные правительства Нидерландов и Чехии, а также продвинутого российского императора Николая I. Божий помазанник не мудрствуя лукаво легализовал «красный фонарь» еще в 1840 году! Тогда же прогрессивная Россия начала выдавать блудницам знаменитый «желтый билет» – ID проститутки.

Пуританским Штатам Америки до такого свободолюбия было расти и расти! Российской Федерации, кстати, тоже…

…Первого июля исполнялся ровно год, с тех пор как я загремел в Форт-Фикс. На нары к дяде Сэму. По такому случаю состоялся праздничный арестантский утренник. В меню «сладкой поляны» входило мороженое, три вида сладких булочек, кукурузные хлопья, тортик из овсянки и арахисового масла, печешки-орешки-вафельки.

Пришли гости: Максимка, Робингудский, Сережа-Капитан, Вадик Поляков и Макс Гламурный с Игорем Ливом. Как и положено в мужской компании (особенно в тюремной), среди прочего, зашел разговор и о сексе. Легкая и в меру остроумная ахинея из жизни гениталий – эрегированных пенисов и увлажненных вагин. Начались воспоминания – кто, где, с кем и когда совокуплялся в последний раз. Поняли, что давно… Расстроились…

Я решил хоть как-то поднять боевой дух приглашенных: «Пацаны, слушайте, все в мире относительно. Предлагаю год без секса засчитывать как восстановление девственности! Вон, женщины вообще пластику делают, что надо зашивают, где надо сужают. Слава богу, нам это не грозит. С каждым днем только краше становится! Выйдем – начнем все по-новой! Наливай! За превращение в мальчиков! Ура, мы обнулились!»

В воздух поднялись белые пластиковые стаканчики с каким-то американским ситро. Народ заулыбался и защебетал, предвкушая свои будущие «первые брачные ночи». Неизбежные, как и окончание срока…