– Шевелитесь, сучьи дети! – завопил Леудаст. – Если мы не отобьемся, рыжики нас всех перестреляют!

Даже если он и его товарищи будут противостоять врагу, солдаты короля Мезенцио могут их перестрелять. Скорей всего. Но об этом солдат предпочел не раздумывать.

Вместо того чтобы хвататься за жезл, он сорвал с пояса саперную лопатку и лихорадочно принялся зарываться в землю. На то, чтобы подготовить настоящий окоп, времени не оставалось, но даже неглубокая яма с земляным бруствером была лучше, чем ничего. Он втиснулся поглубже в песок, пристроил жезл на куче земли и стал ждать, когда альгарвейцы подойдут на дистанцию беглого огня.

И тут полковник Рофланц, командир подразделения, заорал:

– Наступление пройдет по плану! Вперед, солдаты! На врага! За конунга Свеммеля! За эффективность!

– Нет! – хором взвыли Леудаст с Магнульфом.

Оба видели достаточно сражений, чтобы понять – Рофланц рискует получить луч в сердце и все, кто последует за ним, тоже. Рядовые в их отделении – хотя бы те двое или трое, что оказались ближе всех и могли услыхать вопль капрала, – остались на месте. Но куда больше солдат ринулись вслед за Рофланцем. Он был их командиром. Как могли они ошибиться, исполняя приказ?

Они выяснили это – и очень скоро. Альгарвейцы на бегемотах палили в них из тяжелых жезлов с безопасного расстояния. На других бегемотах стояли легкие катапульты. Волны сырой магии расшвыривали ункерлантских солдат, словно переломанные окровавленные куклы. А потом сами чудовища, неуязвимые для легких жезлов пехоты, топотали вперед, сминая ряды бойцов конунга Свеммеля. В прорехи в их рядах устремлялись колонны альгарвейцев.

Леудаст едва не начал стрелять в бегущих к нему людей. Только что показавшееся солнце било ему в лицо, и солдаты казались бумажными фигурками. Капрал уже наполовину втопил палец в огневое гнездо, прежде чем осознал, что перед ним бойцы в долгополых шинелях, а не в мундирах и юбках.

– Отступаем! – орал один, пробегая мимо. – Если не отступим, все потеряно! Силы горние, все потеряно, даже если мы отступим!

Он умчался в тыл столь же поспешно, как и тот капитан, что удрал, когда альгарвейские драконы принялись засыпать ядрами лагерь.

– Если рыжики нас оттеснят, я отступлю, – прорычал Магнульф. – Но пропади я пропадом, коли побегу оттого, что мне так велел какой-то трус!

– Ты прав, силы горние! – прохрипел Леудаст. Вон – вон там завиднелись фигуры в юбках! Капрал открыл огонь. Альгарвейцы рухнули наземь – возможно, раненые, но скорей всего они просто были ветеранами, как их противник, и не желали подставляться под лучи. Леудаст все равно заорал от восторга. – Мы можем их остановить!

Но, столкнувшись с очагом отчаянного сопротивления, альгарвейцы не пытались сокрушить его, раздавить, как поступило бы ункерлантское войско. Они обтекали противника, точно вода, и очень скоро Леудаст и его товарищи обнаружили, что по ним ведут огонь не только по всему фронту, но и с флангов.

– Надо отступать! – заорал ему Магнульф. – Иначе они живо зайдут нам в тыл, и все, крышка!

Леудаст отходил вместе с сержантом. Капралу не хотелось отступать, но умирать ему хотелось еще меньше. С его точки зрения, сейчас эффективней всего было – выжить.

Граф Сабрино заорал от восторга и огрел своего дракона стрекалом. Безмозглое чудовище заверещало от ярости, но все же спикировало на колонну ункерлантских солдат, маршировавших по дороге на Эофорвик. Солдаты в сером разбегались, но было уже поздно. Дракон Сабрино не единственный обрушился на них с небес – полное крыло драколетчиков следовало за своим командиром.

Завидев сбившихся в кучу ункерлантцев, Сабрино вновь хлестнул дракона палкой, но по-иному. Ящер плюнул огнем, и до летчика донеслись вопли. Восторга они у него не вызывали. Альгарвейским вождям, сокрушившим древнюю Каунианскую империю, вольно было наслаждаться мучениями врагов, но слушать, как сгорают заживо люди, значило, по мнению Сабрино, принимать излишне близко к сердцу воинское ремесло.

А затем взгляд его наткнулся на иную цель – такую, о которой драколетчикам обыкновенно оставалось лишь мечтать. В эту кампанию войсковые чародеи снабдили полковника карманным хрустальным шаром, настроенным на такие же у командиров эскадрилий и звеньев.

– Гляньте, ребята! – крикнул Сабрино, поднося шар ко рту. – Еще одна ункерлантская дракошня. Заглянем к ним на огонек?

– Так точно! – Голос капитана Домициано звучал яростно, словно в летчике воплотился альгарвейский вождь древних времен. – Если солдаты Свеммеля собрались сделать нам подарочек, так пусть не удивляются отдарку!

Крыло взяло курс на дракошню. Сабрино рассмеялся про себя. Ункерлантцы вознамерились застать Альгарве врасплох. Большая часть их армии оказалась подтянутой к границе. Но у короля Мезенцио были свои планы, и теперь ункерлантцы полной мерой получили то, чем надеялись одарить соседей.

И на атаку они реагировали неумело – не лучше, чем Фортвег, или Валмиера, или Елгава под ударами солдат Мезенцио. Впереди виднелась дракошня – и драконы, приписанные к ней, на второй день войны оставались прикованными к земле.

С диким ревом ящер Сабрино набирал скорость. Драконы не имели понятия о рыцарстве или честной игре. Когда они видели врагов беспомощно сидящими на земле, в их крошечном мозгу оставалось одно стремление – убивать. Трудней всего седоку было не науськать чудовищную тварь, а остановить, не позволив слишком быстро истощить запас жидкого пламени или приземлиться, чтобы впиться в ункерлантских соперников клыками и когтями, вместо того чтобы поливать огнем сверху.

Ункерлантские драколетчики и драконеры метались заполошно, пытаясь поднять хоть нескольких ящеров в воздух – то ли чтобы противостоять альгарвейцам, то ли в попытке к бегству. Но тщетно; подчиненные Сабрино поливали огнем людей почти с таким же восторгом, что их ящеры – своих раскрашенных сланцево-серым родичей.

К тому времени, когда крыло сделало несколько заходов на вражескую дракошню, та превратилась в отменной кошмарности руины. Дракон Сабрино уже не в силах был пыхать огнем и только кашлял. Тварь все еще стремилась вернуться и убить кого-нибудь, и полковнику пришлось жестоко отходить ящера по морде стрекалом, прежде чем тот полетел прочь от ункерлантского взлетного поля. Дракон рвался в бой, покуда видел сородичей на земле.

К счастью, как и все драконы, ящер Сабрино был слишком глуп, чтобы иметь хорошую память. Когда летчик убедил наконец – что за великолепный эвфемизм! – тварь покинуть разоренную дракошню, ящер устремился на восход, даже не обернувшись. Сабрино же повернулся в седле – не для того, чтобы бросить прощальный взгляд на поверженного врага, а чтобы глянуть, что сталось с летчиками его крыла и их драконами. Сердце его исполнилось гордости – ни единой дыры не зияло в ровном строю. Колоссальная армия возмездия, собранная королем Мезенцио, действовала точно так, как предусмотрел ее создатель.

Убедившись, что никто не пострадал в бою, Сабрино глянул вниз – оценить, как идут бои на земле. Гордость снова охватила его. Повторялось то же, что не раз видел драколетчик в Валмиере. Всякий раз, когда ункерлантцы пытались организовать оборону, альгарвейские войска или бросали вперед бегемотов и те закидывали врага ядрами и пластали тяжелыми жезлами, или же обходили очаги сопротивления стороной, чтобы ударить разом с флангов и тыла. Ункерлантцам приходилось или отступать, или сдаваться… или гибнуть.