Шем с Райтом. Только не заметил, как это перестало быть баловством, потому что всегда занят музыкой, — он с тяжестью в голосе выпускает дым и наливает новую порцию коньяка.

— В этом нет твоей или чьей-либо вины, — с грустью смотрю на музыканта, делаю глоток, но морщусь. — Габриэль… — запинаюсь и откашливаюсь. — Он неконтролируемый и безрассудный.

Син криво усмехается и согласно кивает.

— Как думаешь, ему можно помочь? — спрашиваю у брюнета, отставляя недопитый коньяк.

— Все зависит от Оззи, — пожимает плечами Эванс. — Я свяжусь с клиникой в Швейцарии, у меня где-то осталась визитка, которую дал Коулман.

«Все зависит от Оззи», который не считает себя зависимым. Во рту неприятно горчит от коньяка, впрочем, на душе ощущения более мерзкие. Голова ужасно гудит, как будто там улей с пчелами. Извиняюсь перед Сином, захватываю подушки и покрывала, поднимаясь наверх. Замираю в нескольких шагах от скорченного в странной позе Габриэля, острожно подкладываю под голову подушку и накрываю его, присаживаясь рядом. Примесь печали и разочарования разливаются по телу. Лицо Габриэля скрыли пшеничные пряди волос, пальцы замерли в сантиметрах от его бледной скулы… Обхватила коленки и уперлась в них подбородком. Взгляд застыл на множественных ссадинах, царапинах и точках, которые я только заметила. На шее, руках, будто ему было все равно куда… Сглатываю подступивший ком и закрываю глаза.

В голове мелькнула безумная мысль, поразившая и шокировавшая до глубины души: даже смерть лучше, чем такое. Разве это жизнь? Разумом Габриэля полностью овладела тьма и наркотики, он в плену и смирился с таким исходом. Как долго он протянет? Пока они не съедят его изнутри? Когда он вовсе потеряет свою личность?

Нет… Не хочу думать. Невыносимо. Мне плохо от таких жутких мыслей. Прерывисто вздыхаю и ложусь рядом на подушку, глядя с болью на его неподвижное тело.

Я выиграла битвы, но проиграла эту войну.

Глава 64. Сегодня я умер

Еще один день, проведенный в одиночестве. Я тону, умоляю, спаси меня, я борюсь в своих собственных грезах. Я знаю, что еще долго не проживу, слышу, как ангелы напевают… В эту ночь мне предначертано умереть. Верь мне, верь мне, когда я говорю. В эту ночь мне предначертано умереть.

Palaye Royale «Tonight Is The Night I Die»

Оззи

Я захлопываю в очередной раз дверь. Ты остаешься в зоне видимости, тихий крик проникает в потайные глубины, где ты была всем и стала никем. Отвечаю равнодушным тупым безмолвием. А ты, черт возьми, разрываешь в клочья остатки… моего жалкого сердца. Оно существует? Или ты думала, что навсегда там? Сдираю кожу, как в гребаном ужастике Паскаля Ложье. Я так же брожу по белым дорогам и закрываю глаза. Описать чувства? Их нет. Ты видишь пустоту.

Я снова вычеркиваю тебя. И схожу с ума…

Я снова убиваю тебя в себе. Обреченно бегу по белоснежным тропам…

Я снова мысленно тебя предаю. Выход только один… Я знаю и делаю, не задумываясь, шаг в пропасть.

Затыкаю уши, чтобы не слышать твой голос, не чувствовать тебя. Бесполезно, хватит… Уже поздно сворачивать.

Я избавляюсь от тебя.

Да, я такой.

Что ты видишь? Это только иллюзия, милая, я давно не существую.

Меня нет. Я выбрал легкий способ сократить никчемное существование.

Ты ошибалась — это наркотический туман.

Я отрезаю все дороги и не возвращаюсь на перекресток. Ты остаешься одна. Больно? Я делаю тебе одолжение. Хватит душещипательных речей, только бы забыть твои глаза.

Сколько раз ты разрушишь преграду? Надежды нет, я ее уничтожил.

Вычеркиваю воспоминания: тепло рук, трепет ресниц, расплавленное золото в глазах, осень в Нью-Йорке, душный Лос-Анджелес, звездное небо, «Изумрудный остров» и гребаные 25. Я вычеркиваю реальность. Тебя. Л. И. В. И. Я. Каждую букву… Прикосновение… Твою любовь, которая не спасет от неизбежности.

Ледяная смертельная жижа течет под кожей. Она убивает меня. Я убиваю тебя. Бушующий океан поглощает солнце, тьма съедает свет.

Сколько ты простоишь за стеной? Вечность? Уходи… Ты не достучишься. Я не открою.

Птица с перебитыми крыльями не поднимется в небо и не станет свободной. Оставайся за закрытой дверью без замков и держи ее в руках, а я буду всегда обнимать призрачное тепло твоей невинной души, которую не заслужил. Предпочту мир, где мы будем вечны. Я заменю тебя белыми, обжигающими вены, вьюгами. Ты сохранишь израненное жалкое существо, а я — нас в своем вымышленном пространстве. Навсегда. Только ты и я.

Стая белых птиц вырывается из ран, твое сердце вдребезги. Ступаю по осколкам. Больно?

Уходи… Я не достану несуществующие чувства. Пустота подарит только боль…

Уходи и не трави себя мной.

Ночная серенада окутывает тело, пронзая каждым звуком кожу. Прозрачная ткань, сотканная из лунного света, превращается в прекрасного призрака. Он плавно скользит по пустой комнате, заглядывая без разрешения. Струится по венам, смешиваясь с пеплом догорающего солнца, которое я собственноручно уничтожаю. Стучится и напоминает о себе, как жуткий кошмар, просачиваясь глубже…

Что ты любишь?

Тихий шепот пробуждает каждый атом в теле и наполняет болью. Я устал думать…

— Замолчи…

Замолчи. Убирайся и оставь меня в покое. Твой голос отравляет сознание. Ты говорила так свободно и легко, почему же я теперь чувствую себя побитым зверем, загнанным в клетку?

Холод скользит по спине, в воздухе ноет грустно скрипка, плачет фортепиано и звенит виолончель. Лунный свет загорается в твоих счастливых глазах, преследуя снова.

Ничего. Ты ничего не любишь…

— Уходи, — чуть ли не рычу, запуская со злостью в стену стакан.

Вокруг кружится звездная пыль, и дребезжат осколки стекла. Черное небо падает проливным дождем, как и сплетение звуков. Сотни нот впиваются ядовитыми шипами, напоминая лунную ночь.

Почему ты не переживаешь. Почему я задаюсь вопросами. Почему я думаю… думаю… думаю… О том, от чего отказался, продавая каждый грамм своей души Белому Дьяволу. Почему ты уходишь… Почему отпускаешь так легко, ведь ты говорила, что никогда не сдашься. Почему я зациклен и размышляю о… многом.

Или он заставляет думать, что я думаю.

Страсть. У Сина есть страсть, даже две: музыка и Джи. У Ливии есть страсть — фотография. Они такие живые… Любят жизнь. Отдаются полностью своему делу, каждый божий день, оттачивая мастерство. А я… Мертвая оболочка. Поэтому мне не нужна страсть… Поэтому замолчи и дай спокойно уснуть, когда в твоих глазах идет дождь.

***

Бессмысленные дни, перетекают в бессмысленные недели, превращаясь в месяцы. Реальность сливается с миром иллюзий, почти отключая сознание, которое