Само собой, что и МВ-солнца в эти К-дни и К-годы пришлось регулировать – пожарче, поярче, чтоб забродило все в первозданной бактериальной смеси поинтенсивнее; вспучивалось, пузырилось, лопалось с неблагоуханным выделением болотных миазмов.

В эти дни/секунды К-апреля кончилось самое долгое и трудное: работа бактерий над безжизненным камнем; они покрылись лишайниками, затем стали раскисать, разлагаться. Сперва атмосфера была болотно-метановая. Постепенно очистилась. Воздух подавали извне: стометровый слой над всем К8640-пространством.

В итоге сначала получилась непролазная грязь и вонища. Но затем все лишнее быстро – К-быстро – поглощали и осушали модифицированные СЗВ (сине-зеленые водоросли) и ярко-зеленые кислородообразующие мхи Иорданцева.

Блекло светящийся туман закачанного воздуха,

и в середине электросварочно-яркая «открытка».

К этому времени образовалась почва-грязь и травы. В них зажужжали насекомые. Далее надо было засевать и заселять. Солнца перевели на нормальный режим; до этого на полигоне царила знойная Африка.

Буров гордился:

– Сто тысяч светил, сто тысяч новых небес – ни пропуска, ни сбоя!

Как будто обеспечивал солнца он сам, а не Меняющаяся Вселенная.

Отрегулировали приближение солнц по сезонам – и все месяцы календаря Иерихонского теперь были настоящие; хоть по внешнему счету длились пять минут.

Наиболее часты были визиты-снования на Асканию-2 ГенБио с Витюшей и помощницами. На барже и на катере. С семенами и саженцами. С сельхозмашинами и инструментом. И со Шпортьками. Старший, Давыд Никитич, даже сетовал, что запустил дела в своем родном колхозе. Но и он кое-что затаил в уме.

– Вот теперь пошел полноценный биос! – заявил ГенБио. – Скоро не отличим Асканию-два от ее оригинала на Херсонщине.

Запущены и пасутся на возникших травах первые скоты: овцы, козы. Летают птицы – прибыли сами, нашли дорогу. Растут высаженные кусты, ореховые деревья. Есть ставки, в них уже тина и квакают лягушки.

– Как хотите, Борисыч, но Аскания будет не та. Все здесь обречено на животноводство: чтоб пахать – надо жить тут… – дополнил шефа Витюша Статуя Командора; возвел и опустил брови. Он любил выражаться несколько драматически – правда, без мата.

В Катагани прошел час, на полигоне минул год.

Поскольку сашень – февраль, то прохладно. Но зима имени Терещенко умеренна и бесснежна – да и откуда взяться снегу!

Для скотины запасли копёшки. Даже силос. Подсолнухи. Жуют, дают навоз.

По своей доминанте обетованности – раз за дело взялся человек, все должно быть лучше, чем у природы! – ГенБио создал и мхи-белки для скота.

– Все! – распорядился он. – Никаких саженцев более: просто швыряем в поля, на почву всякие семена. Чья возьмет, та и прорастет.

Это он сказал на Внешкольце, видя «открытку» на экранах Капитанского мостика – крупно – и ее же в виде яркого прямоугольничка через светофильтры – под штангами и градусной сетью. Гораздо меньшей самого Внешкольца, «пульта».

– Если просто швырять, то посеете на титан, на поддон, – возразил ему Буров. – Видите, какая она. Промахнетесь. Нужно прицельно, координатно, по градусам, по минутам-секундам. Или из кабины.

Высевали и по градусам, и из кабины.

Все это было в К-годы-часы 19 октября, с восемьдесят пятого по сто девятый от Сотворения. Годы оживления, годы становления.

Дело пошло.

0

К-даты с «сашенями-пеценями», числами МВ-солнц и прочего вместе с краткими сводками дел были на диске и здешнего компьютера в комнате Любарского. Он поигрывал пальцами на клавиатуре, листал земные дни, полигонные К-годы, десятилетия и века; это помогало вспоминать. Но мыслью старался подняться над всеми подробностями, выискивал главное. А главное было: где, когда и как они, начав так хорошо и крупно, съехали в болото, в мелкость?..

1

Итак, дело пошло.

Если быть честным, оно не совсем пошло.

Получилось не то, что по своей полной программе Иорданцев мечтал и хотел (и мог) создать: сперва из бактериальных газовых выделений кислородо-азотно-углекислую атмосферу, а в ней влагу, облака, тучи; отверзнуть свои хляби небесные, не одалживаться извне, так наполнить свои реки и озера… а уж потом бактериями вывести почвы и растения, насекомых, мелкую живность.

– Главный изъян, cher ami, – сетовал он Любарскому, – нет круговорота воды в здешнем тихом омуте. Заимствовать из облаков – не то!

– Но для такого дела вам требуется если и не планета, то крупный материк, – замечал Любарский.

– Вот именно! Старайтесь же, черти. Думайте дальше.

Не изъян – приговор. Вода была постоянной проблемой. Год – час. Чтобы оросить такую территорию, облака было мало, туча была нужна. А где их, туч, напасешься? А вода это жизнь.

Да, Ловушками-фрезами они сделали на острове две выемки, на порядок обширнее и глубже обычных прудов; наполнили их водой из облаков над Катаганью, проходивших около Шара. Получились Северное озеро и Восточное озеро. В них развели рыб, а лягушки и камыш завелись сами. Скот приходил сюда на водопой. Ниивцы в свои визиты здесь купались, загорали под диковинными солнцами – со звездами и тьмой вперемешку. Воды хватало – без дозаправки из облаков – лет на двадцать пять, тридцать. То есть на сутки с небольшим.

Но почвам нужен дождь – такая простая штука. По крайней мере, несколько раз в сезон, а хорошо бы и в месяц. Ничего лучше не придумали дачного варианта: натащили сюда множество резиновых и пластиковых труб с дырочками, они змеились по всем лугам и рощам, подсоединенные к насосам в озерах; насосы автоматически – от солнц, от фотоэлементов – включались, подкачивали, вода из дырочек лилась, орошала – на этом держалась в Аскании жизнь.

Пока в озерах была вода.

А когда однажды не «дозаправили» озера: два ясных дня подряд, ни облачка, нечем было, – те высохли почти до дна, до грязи. Почти вся живность Аск-2 передохла. В силу отсутствия ветров над островом стоял тяжелый смрад. Пришлось привезти ЛОМДы, отсосать этот воздух, заполнить свежим, опять из верхних слоев земной атмосферы. Потом снова наполняли озера, засевали луга травами, завозили на развод «семь пар чистых, семь пар нечистых» – почти по-библейски.