Однако на самом деле, несмотря на риторику, которой увлекался Гиммлер, С С при уничтожении еврейского населения не оставались глухи к экономическим соображениям. Практически каждая акция уничтожения начиналась со стандартного этапа «отбора»[1658]. Население делилось на трудоспособных и нетрудоспособных. Это означало, что после отказа от моральных табу первыми обычно убивали женщин, детей и стариков – особенно в 1942 г., на пике геноцида. При расправе с крупными еврейскими общинами на Украине и в Галиции эсэсовцы в нескольких случаях снова и снова возвращались в одно и то же место, последовательно уничтожая его еврейское население до тех пор, пока не оставалось только «незаменимое ядро». Во многих случаях этот трудоспособный остаток общины переселяли для дальнейшей эксплуатации в центральное гетто, которое окончательно ликвидировалось в 1943 или даже в 1944 г. В Польше такой подход впервые стал практиковаться в конце 1941 г. на территории Вартегау – одной из провинций, присоединенных к Германии. Те проживавшие в Вартегау евреи, которых сочли нетрудоспособными, входили в число первых жертв экспериментальной газовой камеры в Хелмно. Тех, кого еще можно было эксплуатировать, свезли в гетто Лодзи (Лицманнштадта), остававшееся центром военного производства до начала 1944 г. Так сложился порядок, соблюдавшийся при «очистке» Генерал-губернаторства от еврейского населения, составлявшего, согласно оценке, прозвучавшей на Ванзейской конференции, не менее 2,28 млн человек. При этом главным принципом также являлся «отбор». В Люблинском округе, которым управлял Одило Глобочник, еврейскому совету в начале 1942 г. было приказано выдавать удостоверения личности и составить списки всех евреев, «не занимающихся производительным трудом»[1659]. Согласно записи в дневнике Геббельса, сделанной весной 1942 г., предполагалось, что «60 % будет ликвидировано и лишь 40 % можно будет использовать в качестве рабочей силы»[1660].

Судя по всему первоначальные замыслы в отношении группы, отобранной в качестве рабочей силы, были обрисованы Гейдрихом на совещании в Ванзее. Ее следовало разделить на мужчин и женщин и уморить непосильным трудом на многочисленных строительных площадках, создававшихся в соответствии с Generalplan Ost. По крайней мере вплоть до осени 1942 г. «Генеральный план» оставался вполне актуален. 16 июля 1942 г. Гиммлер посетил своего доверенного массажиста Феликса Керстена, светясь от радости. Его возбуждение было вызвано состоявшейся несколькими днями ранее встречей с Гитлером, на которой он представил фюреру окончательный вариант Генерального плана, а также карты и архитектурные планы немецких крестьянских поселений. Гитлер, чьи армии в ходе последнего большого летнего наступления вермахта рвались к Кавказу, снова был убежден в том, что война на востоке вскоре окончится победой. Как рассказывал Гиммлер, «Фюрер не только выслушал меня, он даже воздерживался от непрерывных замечаний, вопреки своей обычной привычке сегодня фюрер даже одобрил мои предложения, задавал вопросы и обращал мое внимание на важные детали». «Сегодня самый счастливый день моей жизни, – заявил Гиммлер. – Теперь можно реализовать все, что я замышлял и планировал в малых масштабах. Я немедленно возьмусь за дело в больших масштабах…»[1661].

Ключевой момент здесь заключается в том, что Гиммлер всегда отличался очень своеобразными представлениями о еврейской рабочей силе. Они были тесно связаны с грандиозными строительными планами, содержащимися в Generalplan Ost, и в целом сводились к фантазиям об отрядах рабов, трудившихся под надзором С С в сотнях, если не в тысячах километрах к востоку от Рейха. В то же время Гиммлер последовательно выступал против использования евреев в промышленности, особенно на военном производстве. Подобный труд следовало как можно скорее поручить другим группам иностранной рабочей силы. Лишь после Сталинграда, когда планы скорейшего создания немецких поселений на востоке были забыты, Гиммлер утратил всякий интерес к сохранению какой-либо еврейской рабочей силы. Однако к тому моменту в Польше уцелели лишь те евреи, которые работали на немецких заводах и были сосредоточены в нескольких крупных трудовых лагерях и гетто. Гиммлеру не потребовалось менять свою позицию, чтобы в 1943 г. настаивать на их ликвидации[1662].

Евреи, доставлявшиеся из Западной и Юго-Восточной Европы в Аушвиц и в другие лагеря, проходили через ту же ключевую процедуру[1663]. Нередко живой груз эшелонов еще в пункте отправления зачисляли либо в состав рабочей силы, либо в кандидаты на немедленное уничтожение. В других случаях отбор производился эсэсовцами на станции в Аушвице. По осторожным оценкам, в 1941–1945 гг. в Аушвиц было депортировано 1,1 млн евреев, goo тыс. из их числа были убиты сразу, а 200 тыс. использовались на принудительных работах. Разумеется, те представляли собой лишь отсрочку от казни. Но для тех, кто не был немедленно отправлен в газовые камеры, процесс уничтожения нередко растягивался на месяцы, если не на годы. И несмотря на свое ключевое значение в качестве фабрики смерти, Аушвиц никогда не утрачивал своего первоначального предназначения как трудового лагеря. Помимо 200 тыс. евреев, отобранных для работы, в лагерь постоянно прибывали и неевреи: 140 тыс. поляков, примерно 20 тыс. цыган из разных стран, более 10 тыс. советских военнопленных и более 10 тыс. заключенных других национальностей. Всего в документах Auschwitz Stammlager зафиксировано в качестве узников 400 тыс. человек, половину из которых составляли евреи.