109 Тот батальон, который Пепеляев, едучи на фронт, демонстрировал Болдыреву, состоял, главным образом, из прапорщиков и нижних чинов бывшей царской армии.

110 Болдырев преувеличивает численный размер красных частей и не принимает во внимание качественную сторону. Болдырев совсем не принимает в расчет, что в рядах белых стояли офицеры, прапорщики и опытные командиры, и упускает из вида, что среди командного состава Красной армии находились такие командиры, главным образом военные из бывшей царской армии, которые играли на руку белым.

111 Воткинцы и ижевцы – так называются белые военные части, составившиеся из распропагандированных эсерами рабочих боткинского и Ижевского заводов. Эти отряды были хорошо вооружены и составляли мощные боевые единицы, храбро сражавшиеся под командой Каппеля, с которым и совершили отступление на Дальний Восток, где впоследствии почти все раскаялись и предались советской власти.

112 Болдырев упрекает Директорию, тогда как в действительности он сам стоял за то, чтобы применены были к забастовщикам суровые меры.

113 Хотя часть дневника – от 18 ноября по 27 ноября включительно – носит в книге характер поденной записи, но в действительности, как это видно из особой отметки на дневнике, эта часть была написана автором позднее, когда он уже находился в Токио.

114 Эти «неизвестные лица в военной форме» были красильниковские головорезы-офицеры, которые шли под командой войскового старшины Волкова. Арест произошел в воскресенье 17 ноября на квартире Роговского, которая помещалась в здании ведомства государственной охраны. Это здание обычно охранялось усиленными патрулями отряда Роговского, уверявшего, что его воинская часть, вернее его полиция, состоит из людей «верных» и «преданных» Директории, из людей, на которых Директория может надеяться, как на «каменную гору». Тем не менее эти «храбрые» патрули сложили оружие и разбежались при первом появлении и по первому требованию красильниковцев. Насколько эти части были преданы Директории, видно из следующего факта: на следующий день к ним в казарму явился сам Красильников, сообщил им о свержении Директории и назначении Колчака диктатором и сказал: «Кто хочет служить Колчаку – пусть останется, кто не хочет – пусть уйдет». Во всем отряде нашелся только один преданный Директории, который и ушел, а все остальные пошли служить Колчаку.

Войдя в квартиру Роговского, красильниковцы застали там Роговского, Авксентьева, Зензинова, а также прибывшую из Архангельска делегацию Северного правительства – трех эсеров: Я.Т. Дедусенко, С.С. Маслова и М.А. Лихача.

Как видно, эсеровские фракции – Северного правительства и Директории – информировали друг друга о положении дел.

Не интересуясь приезжими, красильниковцы ограничились только арестом Авксентьева, Зензинова и Роговского. Арестованные были выведены на улицу, где, по словам Авксентьева, их «ждало около 300 вооруженных человек, часть из которых сидела верхами на лошадях». Арестованных силой посадили в грузовой автомобиль и отвезли в штаб казачьего атамана Красильникова. В штабе арестованный Аргунов уже поджидал своих товарищей по несчастью.

Во вторник к арестованным пришел от имени правительства начальник штаба Красильникова капитан Герке, который сообщил им о колчаковском перевороте и предложил на выбор: арест или изгнание за границу. Пока арестованные обдумывали, на что решиться, к ним пришел министр юстиции Старынкевич, который, извинившись за причиненное беспокойство, сказал, что весь арест недоразумение, что арестованные совершенно свободны. Всех арестованных доставили на квартиру Авксентьева, поставив «для безопасности» около дома усиленную охрану.

На следующий день на квартиру Авксентьева пришел в сопровождении офицеров Старынкевич, который заявил, что, по распоряжению Колчака, они снова арестованы, и если они не желают находиться в тюрьме, то могут быть высланы за границу. В последнем случае они должны быть готовы к отъезду немедленно.

Вскоре к арестованным явились товарищ военного министра Хорошихин и управляющий министерством иностранных дел Ключников, которые, как утверждает Авксентьев, «по приказанию Колчака», потребовали от арестованных «подписать следующие обязательства»:

«1) Будучи высланы за границу, мы обязуемся не возвращаться в Россию, пока не будет образовано Всероссийское правительство и пока Россия не будет очищена от большевизма.

2) Мы обязуемся не заниматься никакой политической деятельностью.

3) Мы обязуемся не вести за границей никакой агитации против Колчака».

Не добившись подписей, Хорошихин и Ключников ушли, но вскоре «вернулись, заявив, что все это было недоразумение, что не требуется никаких подписей, но что через два часа все будут высланы за границу».

«Нас посадили в автомобиль, – рассказывал потом Авксентьев одному американскому журналисту, – окружили отрядом конных, отвезли на железнодорожный вокзал и поместили в поезд. Нашу охрану составляли: 15 офицеров отряда Красильникова, около 30 солдат, отряд пулеметной команды и 12 английских солдат с офицером. Последние были присоединены к отряду, так как мы настаивали на международных гарантиях нашей безопасности. Когда поезд тронулся, офицер – начальник конвоя – показал нам инструкцию Колчака, в которой говорилось, что мы должны содержаться под строжайшим арестом и не иметь никаких сношений с внешним миром. В случае попытки к побегу или при попытке освободить нас извне мы должны быть расстреляны на месте. Через шесть дней мы достигли китайской границы и были выпущены на свободу».

В заключение нам остается только добавить, что по распоряжению Колчака каждому из высланных были выданы на расходы 50 тысяч рублей, а Аргунову, обремененному семьей, 75 тысяч рублей.

115 Вот точный текст письма к Колчаку и приказа войскам по оригиналам, которые хранятся в Сибархиве:

«Ваше высокопревосходительство милостивый государь Александр Васильевич!

Не считая возможным при сложившихся обстоятельствах находиться более на территории Сибири, я решил в самом непродолжительном времени выехать за границу и затем на Украину. Ввиду сего прошу распоряжения:

1) О передаче по телеграфу прилагаемого при сем прощального обращения моего к войскам и опубликовании его в печати. Обращение это объяснит бывшее до сих пор молчание с моей стороны, имевшее целью сохранение спокойствия на фронте.

2) О выдаче мне и сопровождающим меня лицам: секретарю Г. Шмелингу, адъютантам ротмистру Гуковскому, штабс-капитану Баевскому и обер-офицеру для поручений корнету Тюмянцеву заграничных паспортов.

3) О выдаче причитающегося мне и лицам, меня сопровождающим, содержания за ноябрь месяц и двухмесячного содержания, применительно к закону для лиц, оставляющих службу.

Если бы вы пожелали выслушать мою более подробную характеристику положений на фронте и оценку настроений политических кругов в прифронтовой полосе в связи с происшедшими событиями, я охотно это исполню.

Прошу принять уверение в совершенном моем уважении и преданности.