Адам Труска немало был поражен, когда к нему на квартиру явились представители органов национальной безопасности и повезли с собой в Прагу. Не менее его был поражен и Ковач.

— Чертовщина какая-то получается, — сказал, прощаясь с Адамом, Ковач. — То меня взяли, теперь — тебя. Но ты не унывай! Я переверну все вверх дном. Дойду до самого Носека. Подумать только, что творится…

Всю дорогу Адам Труска ломал голову, стараясь разгадать повод к своему аресту. Но как ни старался, так и не сумел ничего придумать.

В Праге следователь задал ему вопрос:

— У вас есть брат Людемир?

Только здесь Адам Труска сообразил, что, по-видимому, попал в какую-нибудь грязную авантюру, затеянную его старшим братом.

Да, брат по имени Людемир у него имеется. Они долго были в разлуке. Брат много лет жил в США и только полтора месяца назад вернулся на родину. Приехав, он рассказал, что был участником войны на стороне союзных войск, попал в Европу и теперь не хочет возвращаться в Америку. Брат заявил, что Америка ему опротивела, и очень просил помочь ему найти работу на родине.

— Он жил у вас?

— Да, у меня.

— Чем занимался?

— Ничем не занимался.

— Отлучался куда-нибудь?

— Несколько раз ездил в Прагу, один раз в Братиславу.

— А где он сейчас?

Адам Труска затруднялся на это ответить. Два дня назад брат сказал, что поедет в Прагу; там ему якобы предлагают работу на автозаводе. Но верно это или нет, Адам Труска утверждать не может.

— Как вы отнеслись к неожиданному появлению брата? — спросил следователь.

— Подозрительно. Я не поверил ни одному его слову. Больше того, мои подозрения усилились, когда я узнал, что он располагает достаточными средствами для разъездов по стране.

— Вы член коммунистической партии, и не первый год…

— Совершенно верно.

— И вы считали нормальным…

— Я ничего не считал нормальным, — прервал следователя Адам Труска. — Спустя сутки после появления брата я подал заявление секретарю районного комитета компартии и представителю ваших органов на месте. Ваш представитель просил меня не отпугивать брата, что я и сделал. А заниматься наблюдением за ним не входило в мои обязанности. У меня и своих дел хватает.

Следователь попросил Труску выйти из кабинета и подождать в коридоре…

Вечером этого же дня Труска был уже на свободе и пил чай у Ярослава Лукаша.

— Помнишь, Ярослав, я сказал тебе, что братец мой неспроста пожаловал?

— Помню, Адам, помню.

— Так оно и получилось. Одного только не могу понять: зачем они полезли в этот сад? Следователь очень скуп на откровенности, и он, конечно, прав.

— Поймешь в свое время, — усмехнулся Ярослав. — Один-то из них выжил и рассказал кое-что… Это твой братишка.

5

Через два дня после взрыва в Градчанах Сойер отослал в адрес Борна короткую депешу:

«Тайник в Градчанах, где помощник Обермейера спрятал документы, был заминирован. Людемир Труска и его напарник подорвались. Напарник Труски погиб, а сам он с документами попал в руки Корпуса».

1

После визита Лоретты и памятного разговора с Боженой Нерич жил как в чадном тумане.

Каждое слово жены, каждый ее взгляд тревожили его воспаленное воображение. Он неотступно наблюдал за Боженой, пытаясь разгадать ее мысли, силился заглянуть в ее душу, понять, что она думает о нем. Голос инстинкта подсказал ему, что жена ведет себя расчетливо и осторожно.

Оставаясь один, Нерич метался по квартире. Его мучили подозрения. Его лихорадило. Он уже давно пришел к заключению, что опасность стережет его на каждом шагу, что судьба слишком часто и жестоко подвергает испытанию его мужество. Избегнув одной беды, он неизменно попадает в другую. Совсем недавно его чуть не разоблачил Пшибек, а теперь угроза разоблачения нависла со стороны женщины, связанной с ним узами брака. Он чувствовал себя затравленным волком.

В первую же встречу с Прэном он круто поставил вопрос о своем дальнейшем пребывании в Праге.

— Дальше я здесь оставаться не могу, — сказал он с отчаянием в голосе. — Я не ручаюсь за себя… я не сплю по ночам. Что хотите, то и делайте со мной, но я брошу все и уеду.

— А жена? — язвительно спросил Прэн.

— К черту жену! Между нами все кончено… Я не выношу ее голоса, ее взгляда. От нее ничего нельзя ждать, кроме предательства и доноса.

Прэн, заметив, что его подопечный близок к истерике, решил подойти с другого конца.

— Вы мне говорили, что она вас безумно любит? — спросил он.

— Да, говорил.

— Неужели вы думаете, что любящая женщина способна на предательство?

— Она меня уже не любит. Любовь сменилась ненавистью.

Прэн ухмыльнулся.

— Я боюсь, — заметил он, — что вы скоро сами себя начнете бояться. Взгляните на себя в зеркало — на что вы похожи? А между тем все эти страхи и опасения — только игра вашего больного воображения.

Прэн начал убеждать Нерича в том, что ничего страшного не случилось, что жены редко предают своих мужей, а тем более таких повелителей, как он. Муж и жена — одно целое.

Доводы Прэна очень туго воздействовали на Нерича. Чувствуя, что этим путем он ничего не добьется, Нерич решил пойти на крайнее средство.

— Я вижу, вы все еще не понимаете, как велика опасность, грозящая и мне и вам? — произнес он дрожащим голосом.

Прэна передернуло.

— При чем здесь я? — спросил он настороженно.

Нерич видел, что только ложь может спасти его и сломить упрямого американца.

— Жена видела меня с вами, — пробормотал он.

— Когда? Где?

— Когда мы встретились около дома Лишки.

Прэн вскочил со стула. Его шею и щеки медленно заливала бледность.

2

Назавтра Прэн и Нерич снова встретились на квартире Лишки. Прэн больше не шутил. Дело принимало серьезный оборот. Надо было сообща найти выход. Прэн успел за это время переговорить с Сойером и обменяться телеграммами с Борном.

— Из Праги вам уезжать нельзя, — начал Прэн. — Нельзя потому, что в ваших руках находится управление ответственными звеньями. Для видимости вы исчезнете, но фактически останетесь и перейдете на нелегальное положение.

Нерич наморщил лоб. Такое предложение его не радовало.

Прэн всмотрелся в лицо Нерича и, разгадав его мысли, продолжал:

— Это протянется самое большее месяц, а там ситуация изменится. И можете не беспокоиться, я вас устрою в таком местечке, где вы почувствуете себя под шапкой-невидимкой. Я сказал неточно: вы не исчезнете, а погибнете. Понимаете, что это значит?