– Граждане, – поманил их Фабр. – На пару слов.

Раздражение на лице Сен-Жюста проступило более явно. Робеспьер, вспомнив про славный новый календарь, изобразил на лице холодную улыбку.

– Прошу вас, – сказал Фабр. – Дело не терпит отлагательства. Вы не уделите мне время наедине?

– Надолго? – вежливо спросил Робеспьер.

– Видите ли, Фабр, – вступил Сен-Жюст, – мы заняты.

Робеспьер не удержался от улыбки, в тоне молодого Антуана явственно слышалось: «Макс мой друг, а с тобой мы не водимся». Он не удивился бы, если бы Фабр отступил назад и одарил Сен-Жюста взглядом через лорнет. Однако этого не случилось: бледный и неуклюжий Фабр упорно добивался его внимания. Грубость Сен-Жюста выбила его из колеи.

– Я должен выступить перед комитетом, – сказал он. – Это дело касается комитета.

– Тогда незачем об этом кричать.

– Только заговорщики шепчутся. – При первой возможности Фабр перешел в наступление. – Скоро республика узнает правду.

Сен-Жюст посмотрел на него с неприязнью.

– Мы не на сцене, – заметил он.

Робеспьер бросил на Сен-Жюста возмущенный взгляд:

– Вы правы, Фабр. Если ваши новости касаются республики, негоже их скрывать. – Он быстро огляделся, гадая, не слышал ли их кто-нибудь.

– Это вопрос общественной безопасности.

– Тогда вам следует обратиться напрямую в комитет.

– Нет, – сказал Сен-Жюст. – Вечерняя повестка продержит нас на заседании до рассвета. И в ней нет вопросов, не требующих безотлагательных решений. Мы ничего не можем перенести, а я, гражданин Фабр, должен сидеть за рабочим столом в девять утра.

Не обращая на него внимания, Фабр схватил Робеспьера за локоть.

– Я должен заявить о готовящемся заговоре.

Глаза Робеспьера расширились.

– Однако за вечер заговор не созреет, поэтому мы можем заняться им с утра, времени хватит. Молодому гражданину Сен-Жюсту нужен отдых. Он не привык к ночным бдениям, как мы, старые патриоты.

Это была ошибка. Робеспьер одарил его ледяным взглядом.

– Мне говорили, гражданин Фабр, что ваши ночные бдения происходили по большей части в игорных притонах, о которых не знают патриоты из Коммуны, в компании гражданина Демулена, которому неожиданно пошла карта, и женщин сомнительной репутации.

– Бога ради, – сказал Фабр, – я не шучу.

Робеспьер задумался:

– Это серьезный заговор?

– Он раскинул свои сети повсюду.

– Хорошо. Мы с гражданином Сен-Жюстом завтра встречаемся с Комитетом общей безопасности.

– Знаю.

– Это вас устроит?

– Более чем. Полицейский комитет ускорит дело.

– Понимаю. Мы встречаемся в…

– Знаю.

– Хорошо. Спокойной ночи.

Сен-Жюст нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

– Робеспьер, вас ждут. Комитет.

– Надеюсь, что нет, – сказал Робеспьер. – Надеюсь, они разберутся сами. Никого не нужно ждать. Без исключения. – Однако последовал за Сен-Жюстом.

– Этому человеку нельзя доверять, – сказал ему Сен-Жюст. – Напыщенный, истеричный тип. Не сомневаюсь, заговор не более чем причуда его неуемного воображения.

– Он друг Дантона и проверенный патриот, – резко поправил его Робеспьер. – И великий поэт. – Он задумался на ходу. – Я склонен ему верить. Он был слишком бледен и ни разу не вспомнил про свой лорнет.

Все слишком, слишком походило на правду. Подтянутый, спокойный, неподвижный, ладони на столе, Робеспьер взял допрос на себя. Он переместился из угла поближе к центру, чтобы сидеть напротив Фабра, и члены комитета резво раздвинулись, заскрипев креслами, а теперь сидели молча, кивая в такт его прозрениям. Он мог резко прервать Фабра, что-то записать, вытереть перо и демонстративно отложить в сторону, мог упереться в стол ладонями и посмотреть на Фабра, давая понять, что тому следует начать заново.

Фабр обмяк на стуле.

– И когда, – сказал он, – спустя месяц Шабо придет, чтобы рассказать о заговоре, надеюсь, вы вспомните, кто первым назвал вам эти имена.

– Вы, – промолвил Робеспьер, – его и допросите.

Фабр сглотнул.

– Граждане, – сказал он, – мне больно вас разочаровывать. Должно быть, вы верили, что эти люди – стойкие патриоты?

– Я? – Робеспьер взглянул на него с легкой печальной улыбкой. – Я давно занес их имена в свою записную книжку. Любой может их там найти. Я знал, что они продажны и опасны, а теперь вы рассказали мне о заговоре, деньгах Питта – думаете, для меня это новость? Экономический саботаж, экстремистские действия, которые они отстаивают среди якобинцев и кордельеров, фанатичные и нечестивые нападки на христианскую веру, тревожащие добрых людей и отвращающие их от нового порядка, – думаете, я не понимаю, что все взаимосвязано?

– Нет-нет, конечно, я так не думаю, – ответил Фабр. – Разумеется, мне следовало догадаться, что рано или поздно вы все сопоставите. Вы намерены их арестовать?

– Нет. – Робеспьер огляделся, не ожидая возражений. – Поскольку теперь мы в курсе их маневров, мы можем позволить себе недели две за ними понаблюдать. – Он снова огляделся. – Так мы разоблачим всех соучастников заговора. Мы очистим революцию раз и навсегда. Вам довольно услышанного?

Один или два члена комитета растерянно кивнули.

– А мне нет, однако не смею вас больше задерживать. – Робеспьер встал, кончиками пальцев сгреб бумаги со стола. – Идемте, – сказал он Фабру.

– Идемте? – глупо переспросил Фабр.

Робеспьер мотнул головой к двери. Фабр встал и последовал за ним, ощущая слабость в теле и дрожь в коленях. Робеспьер привел его в скудно обставленную комнатку вроде той, где они сидели в тот день, когда взбунтовались санкюлоты.

– Вы часто здесь работаете?

– Когда это необходимо. Иногда мне нужно побыть одному. Можете сесть, здесь не пыльно.

Фабр видел армию тех, кто вставлял замки, мыл окна, старух с метлами, скребущими чердаки и подвалы общественных зданий, чтобы у Робеспьера было чистое место для уединения.

– Дверь не закрывайте, – сказал Робеспьер, – чтобы нас не подслушали.

Просчитанным жестом он швырнул записную книжку на стол – школа Камиля, подумал Фабр.

– Вы как будто волнуетесь, – заметил Робеспьер.

– Что… что бы вы хотели от меня услышать?

– Что хотите. – Робеспьер выглядел покладистым. – Подробности. Настоящие имена братьев Фрей.

– Эммануэль Добрушка и Зигмунд Готлиб.

– Меня нисколько не удивляет, что они назвались вымышленными именами, а вас?