ручки твои, реснички твои… — о, моя «девушка с цветами»! как ты прелестна! как — дивно-чудесна! — о, если бы хоть на миг очутиться с тобой в том далеком саду… — припасть к твоим коленям, слушать с тобой ход тихой осени… слушать, как капли тумана шуршат в листве… как посвистывают синички… о, как чудесно смотреть на спящие яблони, загруженные плодами… — и какой воздух! как дышат они душисто — томно!!! О, как я счастлив был бы, хоть миг…

13. Х. Два—3 дня нет болей. И ночью не было. Аппетит. Кажется, перестал худеть, да, да. И тошноты нет. Все утро писал — я, кажется, дам целую систему жизни. Не люблю статей, но уж разгорелось — должен закончить. Основная тема: отношение к жизни как — таинству. Человек может создать жизнь-совершенство. История мира — вся — в Плане Божием. Миссия России. Почему нам выпала Голгофа? Что самое важное для переустройства жизни. Ценность русской души. Ну, ты увидишь, если завершу. Русское издательство в Берлине просит для издания новую книгу. Предложу новое издание «Солнца мертвых» с дополнительными 2 главами. Или — новое — «Чертов балаган», куда войдет «Каменный век» и десяток рассказов, — большая часть их написана при жизни Оли; часть — 3–4 — после. Требования (огромные!) на книги _т_а_м. Дам лишь на определенное количество экземпляров и с определенным (не менее 20) % — авторских. Требование Берлина на немецкое издание «Няни» — швейцарское издательство почему-то не шлет. «Лето Господне» и «Богомолье», случайно попавшие в Берлин (по 20 экз.) — расхватали в один день. Требуют, а из Белграда нельзя достать — да там, кажется все продано давно. Пишут из Берлина — Вы и не представляете себе, _к_а_к_и_е_ — и сколько — у Вас читатели! «Не удивляйтесь, к Вам приедет одна дама, — она _в_с_е_ может». Ничего не понимаю. Должно быть думают, что я бедствую? Зовут устроить чтение в Берлине. Нет, я не поеду никуда, пока не _в_о_с_с_т_а_н_у. Слава Богу, аппетит — огромный. Но… я хочу мяса, а его ма-ло… Была сейчас Елизавета Семеновна, принесла чудесного, из имения, творогу и побежала — принесет какой-то особенной баранины. В День ангела — цветы, груши побольше фунта. В Рождество — чудесный шоколад и… носки… — чудесные. Трогательная она. Она, буквально силой заставила ехать к доктору. Если я поправлюсь — то только благодаря ее заботам и ее мужа. Они меня оберегают от… _и_с_т_о_щ_а_н_и_я, до трогательности. Оля, ночами я просыпаюсь и думаю о… поросячьем заливном, о гречневой каше, о щах с головизной, о наваге… — безобразие. Да, я отощал. М. б. — если буду благополучен, уеду на воздух, — если найдется хороший пансион. Денег у меня довольно. А впереди — сколько угодно. Усиленно начинают _п_р_о_с_и_т_ь_ книги.

Олюшенька, свет мой, хочу видеть тебя, весь с тобой! «Яйюшку» постараюсь переписать, а подлинного письма не пошлю. О книгах — не читал и не буду. Мнение Гребенщикова — круглый 0. Это же — _с_е_р_ы_е_ писатели, — как ты не понимаешь. Это — рассказчики — и слабые. Когда свидимся — все поясню. Пойми: истинных художников — 2–3 в полстолетие! Потапенки, Баранцевичи, Тимковские, Вербицкие539— все пыль, уносимая ветром дня сего.

Целую. Твой Ваня. Устал. Хочу ко [всенощной].

214

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

15. Х.42

Светлая Олюночка, спешу успокоить тебя: доктор вчера установил точно: старая язва duodeni, образовался «корридор», сужение, но вполне свободен проход из желудка по duodénum, (сужен вдвое!) Он опасался «злокачественной язвы». Этого нет. Надеется вылечить. Назначил впрыскивания (12) «bistropa» (?) Очень строгая диета. Без мяса в течение 10 дней, потом — только hachée[248]. Лежанье почти все часы дня. Спать — в 6 ч. вечера! Вставать — в 10–11. Ужас. Я хочу писать. Был удивлен доктор: прибавил весу почти 3 кило! За 15 дней!! Очень большой аппетит, но… трудно с едой. Друзья помогут добыть. Елизавета Семеновна 4-й раз возила меня. Доктор сказал: исследование сока дало: следы крови. Говорит: все время язва кровоточила. Отсюда похудание и слабость. Надо строго беречься. Боли — вечером, часа 2, терпимо. Кислотность в 4 раза больше нормы. Сейчас нет (эти дни) отвратительной тошноты и отрыжки гнилой. Чувствую себя крепче. Я, ведь, дошел до… полного изнеможения! Господь м. б. и на этот раз отсрочит смерть, и я закончу заветное. Я подробно напишу тебе все. Лежа трудно мне работать. Я должен написать еще 3–4 статьи, по важному вопросу. 1-ую послал, — пропустят ли? Как я хочу писать! Олюночка, я тебе напишу, как мы «встретились», — ты — в Париже. Извини, что мало пишу тебе. Эта возня с исследованием. Все по часам. Лежанье. «Арина Родионовна» у меня каждый день. Все готовит. Милая дружка моя, Господь с тобой. Как твое здоровье? Напиши. Тоскую. Целую. Твой Ванёк. М. б. выздоровлю.

215

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

17. Х.42

Милый мой Ванюша, открытка твоя от 12-го меня очень удручила. Не могу удержаться и не побранить тебя за то, что все-таки мало бережешься. Ты будоражишь себя статьями — полежал бы пока без писанья. Одной неделей раньше или позже — ничего не меняет. Я по отчиму знаю: начнет по «насущному вопросу» теребить нервы — писать и… конечно заболеет. У него даже и стеноза-то от нервности была. Ну, как знаешь. Я приложу все старания к тому, чтобы найти висмут, хотя трудно-то теперь; ну в разных местах м. б. еще и найдется. И м. б. «Bisma-Rex» хорошо? Но как послать? Здесь, говорят, был Лукин, но, конечно не сказался мне. Я не знакома. Какая досада!

Многое бы хотела тебе послать… Но как? М. б. поедут отсюда к вам, но когда!?!

Я не писала тебе долго, Ванёк, и чувствую, что и это… не будет письмом, как бы хотелось. Не могу. Я каждую минутку живу тобой и очень, мучительно за тебя тревожусь, хотела бы утешить тебя, ободрить, успокоить, а вот писать не могу. Очевидно бывают такие душевные состояния, когда трудно бывает высказаться, подойти к другому, даже очень близкому, даже к самой себе. Нет, нет, я могла бы всегда к тебе подойти и все сказать, но я знаю, что многое тебя бы могло растревожить. Я боюсь тебя утомить, больно взбудоражить своим. И мне трудно, т. к. я не привыкла тебе писать только частицы, не говоря _в_с_е_г_о, а _т_е_п_е_р_ь, пока я всего не хочу, не могу. Не хочу, потому что думаю только о твоем здоровье. Поправься, голубчик, поскорее.

И м. б. стало мне так