Но оппозиция сегодня не может непосредственно претендовать сменить собою сталинскую фракцию и обеспечить реформу партии и Советов. Впереди возможны разные варианты. Напор термидорианских сил уже в близком будущем может принять такой характер, что мы окажемся в общем фронте со сталинцами и даже со значительной частью правого крыла партии. В этих условиях мыслит, например, коалиционный ЦК как временное орудие для возрождения партии.

Совсем не исключена возможность того, что сталинская верхушка, и Сталин в том числе, не захотят или не сумеют в нужный момент отделиться от термидорианских сил, наоборот, временно возглавят их в интересах самосохранения. В этих условиях лозунг «долой Сталина» означал бы лозунг прямой борьбы против сил термидора.

/На прошлом мы не ставим креста. Мы ничего не забыли и кое-чему научились. Но мы всегда готовы открыть кредит будущему. Мы всегда готовы идти на соглашения во имя вполне определенных задач, если такое соглашение способно ускорить радикальную реформу и снизить ее накладные расходы./[822]

Лозунг «долой Сталина», который выдвинут будто бы новой оппозицией, мы считаем неправильным, ибо двусмысленным[823]. С одной стороны, он может быть истолкован в духе французской поговорки: «Встань-ка, чтобы я сел на твое место». С другой стороны, он может быть истолкован как лозунг разгрома сталинской фракции, изгнания ее членов из партии и пр. Ни то ни другое не составляет нашей цели. Нам нужно изменение партийного режима в качестве предпосылки капитальной реформы рабочего государства. Мы меньше всего зарекаемся от сотрудничества со сталинской группировкой. Мы не сомневаемся, что и правые выделят из своей среды немало элементов, которые займут свое место, встанут по нашу сторону баррикады. Нынешние группировки, благодаря характеру режима, имеют в смысле личного состава зачаточный, черновой и притом крайне узкий характер. Подлинная политическая дифференциация целиком впереди.

Левая оппозиция не связывает себе рук воспоминаниями о вчерашнем дне и старыми кондуитными списками[824]. Ничего не забывая, она открывает пути к будущему.

Как быстро развернутся ближайшие события, мы отсюда, издалека, предсказывать не будем. Да вряд ли и вблизи возможны такие предсказания. Они вообще чрезвычайно затруднены, если не исключены самым характером кризиса, который политически все больше принимает форму открытого конфликта между бюрократией и тем классом, который ее выдвинул.

Не будем сейчас гадать, какой из вариантов более вероятен и более близок. На одних гаданиях, как бы они ни были сами по себе обоснованны, нельзя построить политику. Нужно иметь в виду разные тактические варианты.

Верно, что лозунг «долой Сталина» сейчас очень популярен не только в партии, но и далеко за ее пределами. В этом можно видеть выгоду лозунга, но в этом же, несомненно, и его опасность. Принимать покровительственную окраску, политически растворяться во всеобщем недовольстве сталинским режимом мы не можем, не хотим и не должны.

1932 г.

Господин министр!

Со слов моего друга Анри Молинье я достаточно хорошо осведомлен о той исключительной настойчивости, которую вы столь любезно проявили в вопросе о предоставлении мне транзитной визы. Для меня не было также тайной ваше внимание к Раковскому, с которым я связан годами неразрывной дружбы[826]. Инцидент в Марселе не мог, разумеется, ослабить моих чувств благодарности лично по отношению к вам. Но, если позволено мне будет это сказать, не покушаясь на принципы министерской солидарности, я никак не мог и не могу распространить мои чувства /благодарности/[827] на того из ваших коллег, который ведал в те дни полицией. Не скрою от вас, что я откладывал писание этого письма до падения министерства Эррио, предпочитая благодарить министра в отставке. Но дальнейший опыт убедил меня, что министерство падает, а министр национального воспитания остается. Принося свою благодарность активному министру, я искренно извиняюсь за запоздание.

Инцидент в Марселе я ни прямо, ни косвенно не могу поставить себе в вину. Предоставление мне транзитной визы не означает предоставления французской полиции права третировать меня как арестанта. /Разумеется/[828], сам по себе этот эпизод слишком незначителен, чтобы на нем останавливаться. Но я очень жалел бы, если бы у вас осталось впечатление, будто я косвенно злоупотребил вашим любезным содействием. Позвольте поэтому изложить /всю/[829] суть в нескольких словах.

Измерив емкость гостеприимства Дании, мы с женой стремились[830] в кратчайший срок вернуться на Принкипо. В Дюнкирхене мне сообщили, что ближайший пароход из Марселя на Стамбул отходит только через неделю и что на этот срок мои друзья, по соглашению с парижскими властями и марсельской префектурой, приготовили для меня и членов моей семьи помещение в окрестностях Марселя. Я принял это, как принимают неизбежное. На вокзале в Марселе мне было неожиданно заявлено, что, вопреки предположениям, имеется пароход на Стамбул, отходящий на следующий день, и что моя жена и я должны немедленно погрузиться в этот пароход. Несмотря на то что я оставил двух секретарей в Париже для закупки книг и наведения справок в национальной библиотеке; несмотря на то что я успел пригласить[831] из Берлина в Марсель профессора Зенгера для переговоров о моих немецких изданиях, я не возражал марсельским властям ни одним словом. Хотя можно было ждать [от властей][832] лучшего знакомства с расписанием пароходов, я принял новое распоряжение[833] как неизбежное. Только после того как нас проводили в[834] каюту, мы узнали, что нас без предупреждения поместили на чисто грузовое судно, которое не имеет ни одного пассажира, останавливается в портах от 3 до 5 дней, лишено самых элементарных удобств, днем и ночью производит со страшным шумом погрузку и разгрузку и требует 15 дней вместо шести для совершения пути до Стамбула. Я никак не мог рисковать[835] здоровьем своей жены и своим собственным, только чтобы молча подчиниться произвольному, ничем не вызванному акту полицейских[836] властей. Вот что, господин министр, побудило меня покинуть пароход и заявить протест специальному комиссару с предупреждением, что погрузить на это судно[837] мою жену и меня можно будет не иначе, как с применением физической силы. Эпизод разрешился благодаря быстрому согласию итальянского правительства[838] предоставить мне транзитную визу.