Шатилов горячо рекомендовал мне генерала Драценко, занимавшего должность моего представителя в Батуми. О генерале Драценко я неоднократно слышал самые лучшие отзывы от генерала Деникина, Романовского и Эрдели, в бытность которого главноначальствующим Северного Кавказа генерал Драценко действовал против мятежных горцев. Генерал Шатилов знал генерала Драценко еще по Великой войне, где они служили вместе в штабе генерала Юденича. Позднее, в начале 1919 года при очищении мною от красных Северного Кавказа, генерал Драценко сражался под начальством генерала Шатилова в Дагестане, а затем, после ранения последнего некоторое время заменял его, действуя весьма удачно. Я вызвал генерала Драценко к себе, беседовал с ним и вынес о нем благоприятное впечатление. Генералу Улагаю Драценко также понравился, и он предложил ему должность начальника штаба, на что Драценко охотно согласился.

Дав генералам Улагаю и Драценко общие указания, определив задачу и наметив те силы и средства, которые по обстановке я мог дать им для выполнения этой задачи, я предоставил им самостоятельно разобрать план операции, распределить войска, указать войскам частные задачи, наладить снабжение, поручив генералу Шатилову лишь общее наблюдение. В дальнейшем, будучи всецело поглощен вопросами государственными и руководством войск на северном фронте, я мало вникал в выполнение порученной мной генералам Шатилову, Улагаю и Драценко задачи. Это было с моей стороны, как показали события, крупной ошибкой. Уже прибыв в Феодосию на посадку войск 29 июля, я мог убедиться в этом. Огромный штаб генерала Улагая, помимо своей громоздкости, производил впечатление совершенно не сорганизованного, собранного, видимо, из случайных людей, между собой ничем не спаянных. Громадный тыл неминуемо должен был обременить войска.

Намечаемый десант на Кубань не мог оставаться в тайне. О нем знал кубанский атаман, от него узнали члены кубанского правительства и рады. Молва о том, что «идем на Кубань», облетела все тылы и докатилась до фронта. Распространяемым штабом сведениям о том, что десант намечается в район Таганрога для помощи полковнику Назарову, никто не верил.

Огромное число беженцев-кубанцев потянулось за войсками. Теснота при посадке была невероятная. По донесению генерала Казановича, мальчики-юнкера падали в обморок от духоты. По данным флота, было погружено 16 000 человек, 4500 коней при общей численности войск в 5000 штыков и шашек. Все остальное составляли тыловые части и беженцы.

Менять что-либо было уже поздно. Я объехал пароходы, говорил с войсками, а затем, пригласив к себе начальника группы, еще раз подтвердил данные ему указания:

– База отряда – Кубань. Оглядываний на корабли быть не должно. Всемерно избегать давления сил. Только решительное движение вперед обеспечит успех. Малейшее промедление все погубит.

За несколько дней до моего приезда в Феодосию прибыла часть наших войск, отошедших зимой 1920 года под начальством генерала Бредова из Одессы в Польшу и там интернированных. После многих месяцев переговоров удалось добиться пропуска их через Румынию в Крым. В Польше они находились в ужасных условиях. Содержались в тесных лагерях, раздетые, почти не кормленные. Объехав грузившиеся войска, я смотрел прибывших «бредовцев». Сердце сжималось от боли. В лохмотьях, босые, некоторые в одном грязном нижнем белье… Прибывшие части должны были, отдохнув, одевшись и подкормившись в Феодосии, идти на пополнение частей 2-го корпуса.

В четыре часа дня 29 июля, проводив корабли с войсками, я выехал в Джанкой, куда прибыл к вечеру и где застал прибывший сюда накануне поезд штаба.

В последних числах июля стали поступать сведения об усилении красных на правом берегу Днепра. Со дня на день следовало ожидать форсирования крупными силами противника нижнего течения Днепра. Данные агентурной разведки и радиослежки давали основания предполагать, что главный удар будет нанесен из района Бериславля (против Каховки) силами трех-четырех дивизий. Ввиду этих данных генералу Кутепову и генералу Слащеву были даны соответствующие указания:

Генералу Кутепову – упорно удерживать северный участок фронта, собрав к своему левому флангу возможно большее количество сил;

генералу Слащеву – оборонять линию Днепра, обратив главное внимание на перекопское направление; генералу Барбовичу – во главе конного корпуса в составе 1-й конной дивизии, 2-й кавалерийской (в составе дивизии одна бригада безлошадная), 2-й Донской казачьей дивизии и Алексеевского военного училища, было приказано – сосредоточить силы в районе села Серагозы в мой резерв.

Туда же предполагал я вывести Дроздовскую дивизию.

В случае переправы противником против 2-го корпуса значительных сил и отхода 2-го корпуса от Днепра к Перекопу я рассчитывал, дав противнику оттянуться от переправ, нанести переправившимся удар в тыл.

Намеченную перегруппировку полностью осуществить не удалось. На фронте 1-го корпуса противник, пополнив растрепанные части, подтянув на участок между Большим Токмаком и линией Днепра 11-ю конную армию и вновь прибывшую 1-ю стрелковую дивизию, повел наступление на левый фланг 1-го армейского корпуса, стремясь прорваться вдоль Днепра и выйти в тыл нашим частям. Одновременно противник перешел в наступление и против частей генерала Слащева.

25 июля под прикрытием артиллерийского огня с правого берега Днепра, господствующего над песчаной равниной левого берега, красные высадились против Малой Каховки и приступили к наводке понтонного моста. Одновременно, под прикрытием артиллерии, противник переправился у Корсунского монастыря и Алешек. К полудню противник закончил у Каховки наводку моста и к вечеру занял Большую Каховку силами до 2000 пехоты при нескольких легких батареях.

Передовые части противника, наступая на фронт Любимовка – Терны, к четырем часам дня заняли эти пункты. От Корсунского монастыря красные двинулись на село Большие Маячки, выделив часть сил на деревню Британы. Потеснив части 31-й пехотной дивизии, противник к шести часам вечера был уже в семи верстах от Британи. От Алешек противник частями 34-й дивизии был отброшен. В 5 часов вечера части 13-й пехотной дивизии, занимавшей район Любимовка – Лукьяновка, перешли в наступление на Большую Каховку, овладели было Малой Каховкой, но, поражаемые артиллерией с правого берега и встретив значительно превосходные силы, были оттеснены в исходное положение.

По донесению начальника дивизии, дивизия потеряла не менее половины состава. Начальник дивизии доносил, что «боеспособность частей значительно понизилась». Дивизия отошла, и к 26-му, согласно приказу, сосредоточилась в районе Могила Высокая – Каменный Колодезь. Боями 25 июля было выяснено, что в районе Каховки переправились части Латышской и 52-й стрелковой дивизий, у Корсунского монастыря – 15-й стрелковой дивизии.

26 июля красные продолжали наступление, но 13-й пехотной дивизией атаки их были отбиты. В то же время бригада 34-й пехотной дивизии ворвалась в Корсунский монастырь, но контратакой противника была выбита, однако к вечеру вновь овладела монастырем.

27 июля на фронте 13-й пехотной дивизии бой продолжался. Закончив переправу возле